Йоха

– Эй, мил человек, постой! – сзади слышен тяжелый топот и натужное дыхание. Я останавливаюсь и жду, повернув голову в сторону догоняющего меня человека. Он запыхался. Остановился передо мной, смотрит умоляюще:

– Ты, это… Колеса не видел?

Волосы и борода всклочены, в пыли весь, не поймешь: то ли черный, то ли седой.

– Твое, что ли?

Счастливая улыбка озаряет его лицо:

– Мое! Мое, – лихорадочно кивает он кудлатой головой, – где?

– Что, «где»? – удивляюсь я. На мгновение он столбенеет, потом выпучивает глаза, открывает рот: широко, как рыба, вынутая из воды.

– Колесо! – наконец выдыхает он.

– Ах, колесо, – понимаю я, – укатилось. – Я показываю куда укатилось колесо. Мужик следит за движением моей руки. Он хочет сразу сорваться с места:

– Давно?

– Да нет, только что.., – неопределенно отвечаю я

– За поворот? – опять спрашивает мужик, и взгляд его становится подозревающим. Я киваю. Мужик оглядывает меня с головы до ног, потом смотрит, почему-то, мне за спину. Я пожимаю плечами и хочу уйти, но в моей голове возникает вопрос, и я задаю его:

– А телега твоя где?

– Телега? – удивляется он.

– Ну да. Колесо-то откуда?

– Ах, колесо.., – он не отвечает, а обходит меня кругом и быстро убегает по дороге к повороту.

Я иду за ним, точнее теперь за ними: за колесом и его хозяином. Хотя я, конечно, иду по своим делам, это они куда-то заполошно бегут, дороги совпали…

Я ускоряю шаг: как-то скорее подсознательно. Не то чтобы мне было очень интересно, просто я понимаю, что иду очень быстро, нет, я уже бегу за ним – за хозяином укатившегося колеса.

Вот он – поворот. Сейчас я увижу его спину и спутанные волосы…

– Эй! Эй! Погоди! Да постой же ты!

Он далеко, но он меня слышит, оборачивается.

– Постой!

Но мужик только прибавляет ходу.

Не может же оно так долго катиться! В самом деле: дорога не под горку, чего оно так разогналось? На бегу я оглядываюсь по сторонам, всматриваюсь: в заросшую травой и одуванчиками обочину, в неглубокий овражец; надеюсь увидеть злополучное колесо, валяющееся в бурьяне. Но нет, его нет нигде!

Я догоняю мужика. Он сидит посреди дороги и плачет, размазывая пыльные слезы по заросшим щекам.

– Ты чего? – растерянно обращаюсь я к нему, не понимая его горя.

– Все! – подняв голову, сообщает он мне обреченно, – Все!

И столько обиды и тоски в этом «все», что я замираю и не нахожу в себе слов для вопроса или ответа. Стою рядом, как столб и смотрю на плачущего человека.

– Укатилось…

– Куда?

– Теперь все! Не знаю… Эх!

– Да валяется где-нибудь, найдем! – обещаю я несчастному владельцу колеса, поражаясь его слезам, – Бог с ним, с колесом! У тебя же где-то телега с лошадью остались. Давай, возвращайся. Я еще поищу, а ты меня догонишь. А то лошадь уведут.., – Я говорю все это, сам не веря себе, потому что вижу, как мои слова действуют на мужика. Лицо его сначала вытягивается, потом, неожиданно разглаживается и светлеет.

– Вставай, – говорю я, протягивая руку, чтобы поднять его с земли. Он улыбается, а потом начинает хохотать, разглядывая мое недоумение.

– Ты чего ржешь? Чокнутый, что ли? – Совсем теряюсь я

– Да ты не понял, паря! Ты не понял!

– Чего я не понял?

– Не мое это колесо, – мужик легко вскакивает, отряхивает руки, хлопает себя по штанам, чтобы сбить пыль.

– Не твое? Что ж ты мне голову морочишь! – Я начинаю злиться на него и на себя. Бегаю, как дурак, за ним и его деревяшкой!

– Это – Колесо Счастья! – светло улыбаясь, неожиданно сообщает мужик. – Раз в жизни такое встретишь, сможешь поймать, и все тебе будет…

– Вот оно что, – отвечаю, а сам вспоминаю бабкины рассказы про чудо-колесо, что катится где-то по дорогам…

А мы уже идем вместе туда, дальше, вслед за чудом по пыльной дороге и говорим, говорим…

Глава 43. Зима, или игры со смертью

Убежать некуда, со всех сторон подступает тьма. Она осязаемо-плотная, материальная, нестерпимо непроницаемая и холодная. При этом все тело стало мертвенно ледяным, до такой степени, что кипящая вода не могла его согреть. Вздувается, пузырится, краснеет кожа, плавает ошметками в кипятке, а мозг не хочет спасать тело. Мозг напряженно борется с наступающей тьмой. Только глаза живут, они не моргая пялятся в черноту, но не видят ничего…

Гул извергающейся воды, к которому давно привык слух, воспринимается, как вечный фон к черному «ничто». Постепенно какой-то посторонний звук примешивается и заставляет мозг включить дополнительную восприимчивость. Стук усиливается…

– Да! – неожиданно раздраженно орет глотка

– Выключи воду! Я не могу уснуть!

Голос, человеческий голос… Откуда в этой полной тьме человеческий голос? И что ему нужно?!

Тело начинает жить, нервы рапортуют о поврежденных участках кожи, сердце бешено колотится, легкие задыхаются от горячего пара… Свет! Яркий, искусственный…

– С ума сошла!

– Да у тебя здесь не продохнешь!

– Не твое дело!

– Ты скоро растворишься совсем в этой воде и уйдешь в трубу, в канализацию.

– Ну и что? Может, я этого хочу! Может, мне это необходимо!

– Тебе надоело жить?

– Мне надоело так жить!

– Ну так живи по другому.

– Закрой дверь! С той стороны.