Я, совершенно обессиленный, ничего не соображая, сполз с сундука, и, не зажигая лампы, наощупь вышел на крыльцо, под дождь. Набрал полной грудью озонированный, влажный воздух, присел на перила и задумался. Дождь продолжал хлестать, но его шум стал слабее и я услышал женский смех и пение.
Вглядевшись в темноту, я увидел давешнюю девчонку; она плясала под дождем, протягивая к небу руки, красное платье облепило ее тело, но теперь все это сливаясь с темнотой и дождем, казалось почти черным.
– Ведьмы! Все бабы – ведьмы! – простонал я. А она, увидев меня, оскалила зубы в широченной улыбке и закричала долго и радостно:
– Эге-гей!
Из полуоткрытой двери дома тянуло женской духотой, а оттуда – свежей тревожностью. Я находился между двумя потоками и хотел, чтобы скорее наступило утро.
Девчонка, закончив свой дикий танец, подобрала налипшую к ногам юбку и, гордо повернувшись, пошла покачивая округлым задом, поводя спиной, не стесняясь своей мокрой наготы.
В доме было тихо.
Едва дождавшись утра, я сбежал, ни с кем не попрощавшись.
Глава 75. О насущном
Йоха снова рисует машинки в общей тетради. Аккуратно простым карандашом выводит линии; подотрет кое-где ластиком, посмотрит, поправит.
Йоха хочет быть богатым. Давным-давно, в порыве откровенности, он признался одной из своих женщин:
Мне хочется, чтобы я, одетый в дорогой костюм и шикарную обувь, лежал бы на скамейке, в парке, закинув ногу на ногу, смотрел бы в небо, и мне всего этого прикида не было бы жалко!
Денди живет в Йохе. Но, видимо, где-то очень глубоко…
На этот раз идея своего бизнеса захватила Йоху почти целиком. Йоха хочет делать автомобили. Но он об этом никому не рассказывает, боится сглазить.
Правда теперь он, посмеиваясь, сообщает о том, как его партнер с инвесторами играют в теннис и боулинг. При этом он смакует каждое слово.
Глава 76. Проводник
Он заскочил в полупустой вагон перед самым отходом поезда. Странное время: февраль кончается.
Он дернул дверь купе, бегло оглядел соседей, бросил рюкзак на свою полку: «Спать!».
Дорога будоражила его. Предстоящая встреча с городом, где он чуть не обрел свою новую любовь, волновала, и как-то сладко пощипывало внизу живота: «А вдруг…». Что «вдруг», он старался не развивать в себе своих обычных мечтаний; но те бессовестно лезли и толкались в его голове, как маленькие мягкие комочки, и от этой толкотни было смешно и приятно.
Дорога гасила пресность существования и не давала пресытиться. Смена мест создавала иллюзию действия. Дома его ждали, а там царило нечто неизвестное. И он, находясь между тем и этим, чувствовал себя как нельзя лучше.
Ему даже было немножко стыдно своих мыслей, но он продолжал думать, когда влезал на полку, и потом, качаясь там, под самым потолком вагона, сладко рисовал себе картинки своего туманного будущего. Поезд все дальше уносил в ночь засыпающего Йоху.
И снились ему далекие города, неземной красоты женщины в плывущих одеждах, с гибкими телами; снились ему и дорогие костюмы, блестящие автомобили и еще что-то очень приятное, чего он никогда не мог вспомнить, проснувшись.
Рано утром его разбудил пожилой проводник. Он принес стакан чаю с лимоном в жестяном подстаканнике и, пока Йоха продирал глаза, спустив ноги с полки и пытаясь привести мозги в утреннее, бодрое настроение, смотрел на одинокого пассажира со странной грустью.
В окне серел рассвет, стучали колеса по мерзлым рельсам, тянулась за поездом унылая степь. Йоха спрыгнул вниз и просипел проводнику:
– Спасибо, – Йоха уселся на нижнюю полку и, взяв обеими руками стакан чая, сделал первый глоток. Проводник присел напротив, поставил локти на столик и, подперев ладонью щеку, смотрел, как Йоха пьет чай.