Краем глаза я видела там кроме разноцветных упаковок ботинок и рукав куртки. Ай да Стас, как это ему только в голову пришло этот маскарад устроить? У Миши теперь впечатлений на всю жизнь хватит. А у меня слезы на глазах проступили, когда я увидела, как Миша забирает из рук Деда Мороза коробку с вожделенным конструктором, ставит ее на пол и кидается обнимать дарителя.
– Вот еще гостинцы от Снегурочки, – говорит Стас и ставит на пол пакет, из которого торчат яркие упаковки с популярными сладостями.
– Спасибо, Дедушка!!! Как же я ошибался, когда не верил, что ты существуешь. Хорошо, что Рита убедила меня написать тебе письмо. А так мы бы с мамой так и жили без чудес.
Я шмыгнула носом, смахнула слезинку и сказала:
– Дорогой Дед Мороз, что ж ты в прихожей сидишь. Заходи, садись за стол.
– Да, Дедушка, оставайся с нами.
– Я бы с радостью, но меня ждут дети. Мне еще в стольких местах надо побывать.
– Я понимаю, – сказал Миша. – Все хотят подарков.
– Ты очень смышленый мальчик, оставайся таким же. Ну все, я пошел. До встречи в следующем году.
– Стой. Я сейчас, – сказал Миша и побежал в комнату. – Я хочу тебе кое-что подарить.
Неловкое молчание, пока Миши не было, не успело затянуться. Я не знала, что сказать Стасу, банального «спасибо» было недостаточно.
– Может быть … – начала я, но тут появился Миша и я замолчала.
– Вот, это тебе, – сказал Миша и протянул Стасу рисунок.
Я не видела, когда он успел его нарисовать. Может быть, пока я готовила?
На белом листе три человечка на фоне красного пятна, в котором легко угадывалась Кремлевская стена. Тут же еще есть елка, украшенная гирляндой, и снеговик. Три человечка нарисованы чуть с краю. Посередине человечек поменьше, который держит за руки с двух сторон женскую и мужскую фигуры. И надпись «Мама, Миша, Стас».
Стас уходит, а я растроганная до самых косточек, остаюсь стоять в коридоре. Вокруг скачет перевозбужденный Мишка и то пытается распаковать конструктор, то достает конфеты и не переставая извергает восторг.
– Мама! Президент говорит, – кричит Мишка, а я как будто не слышу. Но его голос заставляет меня очнуться.
– Бежим скорее, надо желание загадывать.
Я делаю погромче звук телевизора и, пока продолжается поздравительная речь, разливаю сок по стаканам. Отрываю два маленьких кусочка бумаги из блокнота и отдаю один Мише. Тут же у нас блюдце и спички. Мы готовы писать и жечь.
Как только начинается бой курантов, я пишу на листке: «Донора». Больше всего на свете я хочу, чтобы нашелся донор костного мозга для Миши. А потом дописываю «Любви». Этого я хочу для себя. Я хочу перестать быть одна со всем тем кошмаром, в котором я живу. Хочу настоящей любви с достойным мужчиной, без предательства и чтобы навсегда. Чтобы не только в радости, но и в горе не чувствовать себя одной во всей вселенной.
Что пишет Миша, я не вижу. Я комкаю свой обрывок и сжигаю, пока Миша дописывает. Выверенность моих движений позволяет написать, сжечь и высыпать огарки еще на шестом ударе. Дальше я помогаю сыну.
Выпить вовремя этот апельсиновый сок для меня сейчас самое важное в жизни. И мы успеваем. Сладкие капли текут по моему подбородку и капают на платье, но это волнует меня меньше всего.
– Ура! Я успел! Мы успели! – кричит Мишка.
– Ура! – кричу я.
Пока играет гимн, мы прыгаем по комнате и визжим от радости. По телевизору начинается «Голубой огонек» или… не знаю, как сейчас называется то, что транслируют в новогоднюю ночь. Есть ни я, ни Миша не хотим, но мы надкусываем по куску курицы и перемещаемся на диван смотреть телевизор. Миша отрубается почти мгновенно. Даже для меня слишком много впечатлений за один день, не то что для ребенка. Я беру его на руки, отношу в комнату и укладываю в кровать. Укрываю одеялом, целую и ухожу.
В коридоре следы недавнего явления Деда Мороза. Я подбираю конфеты и сладости и отношу их на стол к елке.
«Спасибо. Я никогда не забуду того, что ты сделал для Миши. Извини за все, что я тебе наговорила вчера. И вообще наговорила. Я сразу не поняла, какой ты замечательный человек. Спасибо. С Новым годом!» – написала я сообщение Стасу.
Меня действительно переполняет совершенно искренняя благодарность к этому человеку. Я ловлю себя на том, что мне стыдно, я ошиблась в нем.
«Можно я зайду пописать?» – пришло через минуту.
Я открыла входную дверь и увидела, что на ступеньках, прислонившись к перилам, сидит Стас. Борода и парик валялись тут же, на полу, а красный нос и размазанные по щекам румяна делали его похожим на клоуна. На очень сильно пьяного клоуна.
– Ты чего здесь сидишь? Заходи, – сказала я и отошла в сторону.
Как-то глупо было продолжать обращаться к нему на «вы» после всего, что он для меня сделал.
– Да я так и не понял, куда ехать, и решил тут посидеть подумать. Миша спит?
– Да.
– Тогда можно.
Какая странная ночь, интересно, весь год таким будет?
– Хочешь курицы? – говорю я Стасу, когда он умытый и без красного обмундирования приходит на кухню.
– Хочу. А еще я сидел в подъезде и вспоминал, как бабушка в детстве готовила оливье, а я его не ел. А сейчас вот захотелось. Умеешь готовить?