Йомсвикинг

Когда я рассказал, как увидел своего брата во дворе хёвдинга, он посмеялся надо мной и вернулся к своему серебру. «От пива и не то привидится», – пробормотал он и поднял одну монетку против света. А зная Харальда Рыжего, можно быть уверенным: на здравицы там не скупились.

Я работал над обшивкой весь тот день до позднего вечера. Когда пришла пора крепить новую доску, Хальвдан выполз из дома и принялся показывать и объяснять, как готовить корабельный вар и заливать им стыки досок. Это была вязкая масса из шерсти, конского волоса и дегтя. В тот день меня выворачивало, и не один раз, из-за едкого запаха состава, смешивающегося с послевкусием праздничного пива.

Потом я придерживал доску, а Хальвдан вбивал первые заклепки. Затем он велел мне закрепить ее деревянными планками и положить сверху камни для веса и заковылял обратно в дом. Когда я наблюдал за братьями, эта работа казалась такой легкой, но для того, чтобы доска легла ровно, нужна была и сила, и сноровка.

На следующий день я начал вытесывать новую доску. Хальвдан не вставал, но все время требовал, чтобы я не жалел вара. Когда я спросил, для чего ему конопатить лодку, это же будет погребальный корабль для Харальда Рыжего, он пробурчал что-то неразборчивое в свои шкуры и повернулся ко мне спиной.

Может, он по-прежнему лелеял надежду, что его сыновья вернутся и увезут его. А если они отплывут на этом судне, то оно должно быть более надежным и крепким, чем погребальный корабль. Я подогнал доску, которую мы начали закреплять накануне, и вбил последние заклепки. Потом отошел на несколько шагов назад и долго, внимательно разглядывал кораблик. Мне казалось, он походил на зверя. Хвостом был ахтерштевень, головой – форштевень. Он лежал во дворе, зарывшись брюхом в снег, и с тоской смотрел на залив, скованный льдом. Но там, подумал я, ему так и не доведется побывать. Лошади оттащат его в лес, а слуги хёвдинга обложат камнями, чтобы все было готово к тому дню, когда Харальд Рыжий вступит на путь в Асгард.

К вечеру в тот день на залив обрушился шторм. Ветер повалил самые ветхие хижины торговцев, те, которые уже несколько сезонов стояли заброшенными. Хальвдан не выходил из дома, лежал, уставившись перед собой пустым взглядом, и выглядел мрачным. Я вытесал еще одну доску для обшивки и приготовил все, чтобы закрепить ее, а потом отнес серебро кузнецу: нам не хватало заклепок. В последующие дни из кузницы доносился звон, и казалось, он пробудил поселение к жизни, пусть даже на короткое время. К нам на двор явился старик Отгар, долго смотрел, как я работаю, а потом зашел к Хальвдану и опрокинул кружечку с ним на пару. Явился Бьёрн Бочар, прикатил бочонок и стал уверять, что он нам понадобится. Думаю, он прослышал, что хёвдинг дал Хальвдану серебра. Но тот отправил бочара восвояси со своей бочкой. Хальвдан не собирался покупать бочки, он трясся над своим серебром и, наверное, хотел припрятать его для своих сыновей.

Шторм бушевал больше недели. Затем вновь ударил мороз, и двор покрылся наледью. Поначалу Фенрир пытался скакать на трех ногах, но лапы его все время разъезжались, и в конце концов он начал передвигаться, усевшись на зад и отталкиваясь передними лапами. Наконец выбрался из дома и Хальвдан, в первый раз за долгое время. Некоторое время он стоял в дверях и щурился на солнце. Затем заскользил к верстаку, где я оставлял инструменты. Схватил один молот и зубило, закашлялся, сплюнул и потащился к опушке леса. Там он обернулся и взглянул на меня, будто хотел убедиться, что я не бросил работы, а затем исчез за деревьями. Вскоре я услышал удары зубила по камню.

До вечера он не возвращался, а потом вдруг появился во дворе и поманил меня за собой. Мы с Фенриром пошли за ним в лес. В одном полете стрелы от нашего двора он выбрал камень и высек на нем руны. «Сейчас он вмерз в землю», – сказал он. Но по весне мне надо будет забрать его. Ведь я молод и крепок, мне будет по силам притащить камень на его могилу. Он прочитал мне надпись рунами: «Здесь покоится Хальвдан, сын Магнуса, отец Хакона и Сигурда».

Похоже, сами норны нашептали старику, что его дни сочтены. На следующее утро он снова горел в лихорадке, беспомощно шарил руками по шкурам и просил, чтобы я подал ему пива. Потом он принялся жаловаться на холод, глубоко вздохнул и замер с широко открытыми глазами. На мгновение мне показалось, что он умер, но тут хилое тело дернулось.

– Корабль, – прошептал он. – Иди строй корабль.

На следующий день я начал работу с первым проблеском рассвета. Хальвдан уже не мог объяснить и показать мне, что надо делать, приходилось справляться самому. В тот день я решил, что лодка будет достроена моими руками, и не только из-за просьб Хальвдана. Во время жертвоприношения Харальд Рыжий обошелся со мной почти как со свободным человеком. Если он увидит, что корабль для него построил я, может быть, он снимет с меня ошейник? Когда Хальвдана не станет, я смогу стать новым корабелом на торжище.