Йомсвикинг

Я по-прежнему не бывал на Оркнейях нигде, кроме Гримсгарда и берега у дома Хуттыша, но помнится мне, что я и не хотел повидать больше. Мне было достаточно крыши над головой, еды на столе и осознания, что я свободен. Тот, кто отведал рабства, умеет ценить такие вещи превыше всего остального. Я даже не бывал в гавани и не видел тамошние корабли, по горло занятый своей работой, а кроме того, я опасался, что там могут оказаться норвежцы, знающие меня.

Поэтому, когда Гард, Грим и его сыновья однажды вечером надели плащи и поманили меня за собой, мне никуда не хотелось идти. Я начал было жаловаться на боль в ноге, но они и слышать меня не желали. В гавань тем утром зашел корабль, и поговаривали, что он привез новости из Норвегии. Грим, конечно, понял, чего я опасаюсь. Он опустил ладонь мне на плечо и пообещал, что, если кто-то осведомится обо мне, он скажет, что я его родич. Тогда никто не осмелится назвать меня беглым рабом, ведь все понимают, что Грим и его люди не собираются отдавать без борьбы ни одного человека своего рода.

В тот вечер я узнал о Гриме две вещи. Первая стала очевидной, когда мы остановились у сложенной из камня пирамиды, отмечавшей границу земель Грима, примерно на полпути между гаванью и Гримсгардом. Остановившись вместе со всеми, я увидел, что эта груда камней в рост человека – не просто веха в пути. С северной стороны на ней была сооружена приступка, а на ней установлен маленький деревянный крест. Грим сложил огрубевшие ладони, так что они как бы образовывали наконечник, и этот наконечник он поднес к бороде, строго глядя на Гарда, Хакона и Харека, чтобы те последовали его примеру. Затем он произнес какие-то слова, должно быть, он их когда-то слышал, но помнил только некоторые из них: «Gloria Patri… Maria… Sanctus». Произнеся эту молитву, он сделал неуклюжий знак рукой, прикоснувшись сначала к одному плечу, потом к другому, а потом ко лбу и груди. Гард и сыновья последовали его примеру. Потом они отвернулись от креста, Грим достал молот Тора, висевший на цепочке под его шерстяной рубахой, и по очереди провел им на все четыре стороны света.

До этого я и не догадывался, что Грим – христианин, и это мне вовсе не понравилось. Но я мудро держал язык за зубами.

Было еще одно, о чем я узнал тем вечером: как оказалось, я садился за стол Грима не только благодаря его гостеприимству и доброму сердцу, да и место у очага мне отвели не без задней мысли. Когда мы добрались до гавани, Грим положил мне руку на плечо, и так мы и шли вниз по тропинке между домов. Здесь было по меньшей мере десяток строений, сложенных из камня и крытых торфом, на берегу красовалась каменная пристань, неподалеку на якоре стояло несколько судов. По большей части это были небольшие рыболовные кнорры, как тот, который я чинил для Грима, но рядом с ними красовался и боевой корабль с резной головой дракона на носу. При виде его меня охватил страх, на мгновение я решил, что это тот самый корабль, на котором разбойники приплыли на торжище, но вскоре увидел, что этот корабль намного больше.

За пристанью раскинулась площадь с кострищем. Здесь пылал огонь, а вокруг костра стояли люди, слушая высокого мужчину в пропитанном жиром кожаном плаще, какие обычно в те времена носили мореходы. На нем была синяя туника с богатой вышивкой, на поясе висел кожаный кошель. Увесистый мешочек притягивал взгляды, и всем, пожалуй, подумалось, что в нем вдосталь и золота, и серебра, ведь все в этом человеке, от туники и добротных сапог до расчесанных длинных волос, указывало на то, что он весьма богат. Кроме него, на площади был еще десяток чужаков, мужчин с обветренными лицами, с кружками в руках. Я заметил, что на корабле горит огонь в жаровне, так что остальные члены команды, похоже, оставались на борту.

Нам дали место у костра, и некоторое время мы только слушали. Я увидел, что лицо человека в плаще морехода изуродовано длинным шрамом, идущим поперек носа. В руке он держал большую глиняную кружку и делал большой глоток каждый раз, когда островитяне, собравшиеся вокруг костра, задавали ему очередной вопрос. Затем он проводил ладонью по светлой бороде и отвечал негромким голосом.

По большей части людей интересовала их родня в Норвегии, двоюродные братья и племянники, сыновья и дочери, которые обзавелись там семьей, но об этом чужак мог сказать немногое. Зато он долго говорил о том, что в Норвегии нынче неспокойно. Несколько родов в Западной Норвегии восстали против Хакона ярла и его сыновей и отказались платить им дань. Ходили слухи, что один хёвдинг по имени Торфинн взял в плен нескольких воинов ярла и потребовал выкуп в размере десятилетней подати. Другие говаривали, что хёвдинги изгнали Хакона ярла с его дружиной из Тронхейма, объединившись, чтобы отомстить за все обиды, причиненные им и их женщинам.