– Да, но черный… Это как-то больше в твоем стиле.
Мысленно ругаю себя за то, что и сегодня на мне черный костюм.
– Я бы не стал брать себе черную, она сливается со мной.
– Пожалуй, ты прав, – он делает паузу, но я ничего не говорю, и он продолжает, – Скажи честно, Терен, какая тебе больше нравится?
– Голубая, – не могу я обманывать друга, когда он напрямую просит меня сказать правду, – я бы купил ее.
– Отлично, – Фредди просто сияет от радости, – тогда я беру черную! У тебя ведь день рождения еще не скоро, не буду лишать тебя удовольствия купить то, что ты действительно хочешь!
Чувствую себя полным идиотом и сгораю от стыда. Устроил целый заговор, чтобы обмануть друга, а он еще и обо мне думает, покупая себе подарки на день рождения. Ну и мерзавец же я!
Шила
Ненавижу. Ненавижу их всех. Ненавижу.
Иду по длинному коридору в кабинет директора. Специально замедляю шаг, пусть Коробейникова подольше подождет меня. Я не Бона, не побегу по первому зову сломя голову. Да, я не Бона.
Ну, почему, почему всегда так? Почему она первая даже тогда, когда побеждаю я, а не она? Как бы я ни старалась, что бы ни делала, она всегда остается в любимчиках. Ненавижу ее за это. Что она сделала особенного? Ведь, я также как и она, прекрасно откатываю свои программы и вела себя довольно примерно, но все зря…
Помню, как-то раз Коробейникова взяла меня к себе на праздник в день Империи. Больше никого из спортивного центра не позвали, лишь меня. На ее автолете мы приехали к ней домой. Директриса живет в секторе 4а, в больших просторных апартаментах с видом на парковую зону. Все такое большое и светлое, совсем не как у нас в дортуарах – шесть кроватей с бортиками и зеркало. Больше всего меня поразило обилие всевозможных рисунков и картин по всему дому. Потом я поняла, кто их нарисовал – ее дочь. Не знаю, как ее звали, она погибла, когда ей было 16 или что-то около того – выпала из автолета. Или вытолкнул ее кто, не помню точно. Вроде бы поэтому Коробейникова к нам относится почти как к своим детям. Это она так говорит, но я-то вижу, что это не так. Только к Боне такое отношение, к ней одной. Наверное, она больше остальных похожа на ее дочь.
В тот день был праздничный ужин, меня даже посадили за один стол со свободными. Правда, нас было не много – я, Коробейникова, две ее сестры и мать ее бывшего мужа. На несколько часов мне показалось, что они – моя семья. Все были такие внимательные и милые, и в комнате не было зеркал, так что я не могла в очередной раз обратить внимание на то, какая пропасть отделяет меня от них. Я была счастлива тогда. Наверное, это был самый счастливый день в моей жизни.
– Госпожа Коробейникова?
– Проходи, Шила. Присаживайся, – директор выглядит какой-то уставшей и совсем старой, – Мне нужно кое о чем поговорить с тобой… – она тяжело вздыхает и молчит.
Я сажусь на край стула и замираю в напряженном ожидании, надвигается что-то страшное.
– Я… Мне… Ох, как же… – Коробейникова впервые на моей памяти не может найти слов, – Боюсь, нам придется проститься с тобой.
– Что? – я впиваюсь в нее взглядом, но она упорно смотрит мимо меня, – Что Вы имеете в виду? Вы продали меня какому-то филиалу?
– Нет. Не совсем, – она наконец-то собирается с силами и поднимает на меня взгляд, – Ты продана в частные руки.
Мою грудь пронзает острая боль, я невольно закрываю лицо руками.
– Мне очень жаль, – директор встает со своего места и кладет руку мне на плечо, – у меня не было выбора.
От этого ее движения мне становится только хуже, я вскакиваю со своего места и стараюсь как можно дальше отойти от нее:
– Не правда! Вы лжете! У Вас был выбор! Если бы на моем месте была Бона, Вы бы все сделали, чтобы только не отдавать ее в услужение свободным! – мне приятно видеть, как гримаса боли искажает ее лицо, пусть слышит это, пусть знает, что я думаю, пусть хоть на доли секунды почувствует такую же сильную боль, что и я.
– Шила, прошу, не говори так… Я ведь всегда заботилась и о тебе тоже. Разве ты забыла, как я приводила тебя в свой дом?
– Это были всего лишь жалкие подачки! Подарки от того, что я не Бона, Вы откупались от меня!
– Это не так, не так… – она хочет сказать что-то еще, но я больше не могу ее видеть и выбегаю из кабинета.
Быстрее, прочь отсюда, подальше от страшного места. Мне не хватает воздуха, и я выбегаю на улицу за пределы спортивного центра. Жаль, от этой боли так легко не убежишь, она разрывает меня на части.
Терен VI
Суббота, обед. Можно подумать, что мне больше нечем заняться, кроме как ехать в 4с. Пришлось даже отказать Фредди в походе в кино, а все потому, что она вчера не пришла. Я ведь всегда приезжаю туда по вечерам пятницы, а она обычно там. Вчера ее не было. Может быть, придет сегодня?
Уже часа два сижу в автолете на этой чертовой поляне, но ничего не происходит. Не могу больше терпеть, выхожу из машины, как можно сильнее натягиваю капюшон на лицо и направляюсь в сторону жилых домов. Хорошо, что я оделся сегодня попроще, не бросаюсь в глаза редким встречным рейбам.