Ион

В темных извилистых коридорах суда кишели толпы людей, все торопились, разговаривали, кто громко, кто таинственным шепотом, кто плакал, кто смеялся, — каждый был озабочен своим горем и безучастен к страданиям остальных… Человеческий эгоизм нигде так беззастенчиво не дает себе полную волю, как перед лицом правосудия. Крестьяне, горожане, старики, молодые, женщины и даже дети спешили, останавливались, ссорились, упрашивали друг друга. И все голоса сливались в один монотонный, гнетущий гул, прерываемый по временам резким звяканьем колокольчика, которым вызывали тяжущихся в зал заседаний… Среди всей этой волнующейся людской массы одни только адвокаты, с раздутыми от бумаг портфелями, сновали, самодовольные и уверенные, точно шмели в развороченном муравейнике.

Херделя, ошарашенный этой сутолокой, остановился. Ему показалось, что земля уплывает у него из-под ног. По счастью, он скоро встретился глазами с адвокатом Лендвеем, который тотчас подошел, крича:

— А вот хорошо, что приехали!.. Здравствуйте!.. Вы шестым… Мы быстро отделаемся… Мужайтесь! Я думаю, все будет благополучно!.. Вы кому-нибудь поручили поговорить с председателем?

Профессиональная самонадеянность, звучавшая в словах адвоката, сразу придала веры Херделе. Он вдруг почувствовал себя значительным человеком, чья судьба движет миром. С этой минуты он уже никого не замечал в коридоре, как и все прочие. Громко разговаривал с Ионом, смеялся, досадовал, что его очередь все еще не подходит.

В зале заседаний он и вовсе воспрял духом, увидя справа от председателя того самого судейского, который был на выборах в Армадии. Он выступил вперед и ел судью глазами, пока не перехватил его взгляда. Тот заметил его и даже как бы улыбнулся одними глазами. Сам председатель, хотя и не знал Херделю, несколько раз взглянул на него, и его взгляд, казалось, говорил: «Будь спокоен! Все хорошо! Не бойся!»

Во время слушания дела Херделя ни на минуту не терял самообладания. Говорил по-венгерски лучше, чем всегда, подробно объяснил, что он ничуть не виноват, и все добавлял, что он истинный патриот. Истец-судья не явился, Херделя заключил отсюда, что он это сделал намеренно, дабы не повредить ему. Прокурор хоть и казался грозным, но Херделя даже в его суровости усматривал доброжелательность. Белчуг был великодушен, заявив во всеуслышание, что он ничего не знает о жалобе.. «По всему видно, что мои заступники исполнили свой долг с лихвой, бедняги!» — заметил про себя Херделя, пока Лендвей ораторствовал, горячо жестикулируя.

Впрочем, разбор дела продолжался не больше получаса. Потом председатель посовещался с судейским справа, встал и именем императора объявил, что Ион Поп-Гланеташу приговорен к месяцу тюрьмы и ста кронам штрафа, а Захария Херделя, учитель из Припаса, к восьми дням тюремного заключения и пятидесяти кронам штрафа. Херделя слушал, все так же улыбаясь, и только когда услыхал конец приговора, стал озираться вокруг, точно спрашивал всех: что это?

— Подадим кассацию, так? — шепнул ему адвокат.

— Непременно… кассацию… конечно, — пролепетал Херделя с выражением растерянности на лице.

Но когда он очутился в коридоре, в шумной толпе, на него вдруг напала непреодолимая слабость. Он вынужден был присесть на скамью подле плакавшей навзрыд старушки. Ему казалось, что все вокруг покачнулось, и он испугался, как бы на него не обрушилось здание суда. Он только явственно слышал плач женщины, и когда задал себе вопрос, почему она так плачет, услышал и голос Иона, не отступавшего от него ни на шаг, но не мог разобрать, что тот говорит.

— Это ничего… кассация… Конечно… какая несправедливость! — ответил он Иону, не сознавая, что говорит, и не слыша собственного голоса.

Потом он с трудом встал, дрожа и хватаясь за плечо парня.

— Кончили, Ион… Пошли! — сипло проговорил он.

Тут опять около него очутился адвокат Лендвей и затараторил, притворяясь рассерженным и желая ободрить его:

— Вы даже не беспокойтесь, господин Херделя! Нисколечко! Будьте уверены, что после кассации вам только штраф присудят. Благо еще так вышло. Я боялся худшего. Этот председатель бездушный негодяй… Вам нужно будет подождать, пока до исполнения приговора его сообщат вашему вышестоящему начальству, то есть инспектору. Это значит, что вас отстранят от должности. Но, разумеется, временно. До рассмотрения кассации… Так что вы не тревожьтесь, все будет хорошо, конец венчает дело… Ничего не попишешь. Осложнения у людей всегда возможны…

— Да, да… ничего… не тревожиться… Временно отстранен! — бормотал Херделя, еле волоча одеревеневшие ноги.

На улице грустно светило осеннее солнце. После шумных судейских коридоров улица казалась безмолвной и пустынной, а редкие экипажи как будто везли покойников, одних покойников.

— Поехали домой, Ион!.. Отстранен! Видишь? Отстранен! — сказал он, чувствуя вдруг на щеках две горячие струйки.

Слезы потекли по седым усам. Одна пролилась на пересохшие губы, как целительный соленый бальзам.

Ион смущенно поглядел на Херделю. Хотел что-то сказать, но не нашелся. Только скреб затылок, ругался и бессильно ворчал.