— Со старейшиной. Сидят в оранжерее, говорят, говорят — наговориться не могут, — усмехнулась она.
Здание Ассамблеи представляло собой огромный тор — по-сути, большой, белого цвета, бублик. Йона не стала обходить его, а прошла внутренний двор — «дырку» этого бублика, затем поднялась снова в здание, прошла коридор и вышла на другой стороне, где располагался просторный остекленный сад в виде полукруга, огибающего здание Ассамблеи, который здесь называли оранжереей.
Йона имела представление о модификатах, как о дикарях, чем о существах, хоть чем-то походящих на людей. Но оранжерея вызывала невольный прилив уважения к ним: здесь все было ухожено, рассажено с такой любовью — разные плодовые деревья, море разнообразных цветов, многих из которых она в жизни не видела.
Гийом с Орди сидели на лавочке между грушевыми деревьями. Эти лавочки и светильники во множестве создавали ощущение не просто тропинок, дорожек, а настоящих аллей. Какой-то осколок настоящей человеческой жизни, выхваченный и привнесенный сюда, в чужеродный мир...
Когда Йона подошла, Гийом привстал и обнял ее.
— Как я рад снова увидеть тебя! Как я рад, что ты вообще жива после всего! И как я рад, что твой друг оказался здесь! Он вернул меня к жизни, вернул мне давно забытые чувства, когда ты можешь озираться вокруг, удивляться окружающему миру и не понимая до конца всей его глубины — верить! Верить в добро, свет, во что-то хорошее.
Йона улыбнулась, погрозила пальчиком Орди.
— Что ты сделал с ним?
— Рассказал о своем духовном опыте, задаю экзистенциальные вопросы, — произнес размеренным голосом и спокойным тоном Орди.
— Чего? — воскликнула Йона. — Духовный опыт? Экзистенциальные вопросы?
Гийом сел обратно.
— Никогда не мог предположить, что надежду и чувство восхищения жизнью мне будет возвращать робот. Уму непостижимо! — воскликнул он.
— А где ваши друзья? Фуду и Алан?
— О! Они теперь важные люди, — с усмешкой произнес Гийом, — входят в состав Лиги, с ними держат совет Бурхан и прочие — это что касается стратегии; а остальное молодежь сама разбирает по полочкам.
— А вы? — спросила Йона.
— А что я? Я устал. Хочу просто жить. Общаться с моим новым другом.
— А если мы уедем? — спросила она.
На минуту Гийом задумался, улыбка его несколько померкла.
— Что ж, может, я поеду с вами, — произнес он неуверенно.
Йона поняла его чувства, слышала его мысли. Он переживал, что не перенесет полета, не найдет себе места в новом мире, вне Либерти.
Йона присела рядом с ними, справа от робота.
— Орди…
— Да, Йона, — отозвался он.
— Я сюда шла с намерением поговорить о нашем отъезде…
— Конечно, Йона…
— Не перебивай. Выслушай. Я кратко. Ты можешь остаться.
— Я должен защищать тебя. Должен вернуть.
— Ты ничего не должен, — сказала Йона. — Ты сделал все, что должен. Ты уже спас меня. Спас всех нас. Ты сделал все правильно. Ты — друг, а не раб, поэтому ты не должен, ты волен выбирать.
Двигатель, управляющий движением головы Орди, загудел шумнее обычного. Он посмотрел на Йону, на Гийома, потом вернулся взглядом к Йоне.
— Я дам ответ позже. Орди нужно подумать.
Йона кивнула и похлопала металло-композитного друга по плечу.
***
Наступило 6 июня. Была суббота, третий день после смерти Маркуса. Либерти прощался со своими героями. И что интересно: даже когда здесь правили модификаты, они, несмотря на все их презрение к людям, позволяли «простым» хоронить своих так, как считают нужным, относились к этому с уважением, если это можно так назвать. Погибших набралось больше двух сотен — и местных, и новоприбывших пленных, и несколько модификатов, служивших делу сопротивления.
Среди остальных лежал и Марио — с перебинтованным горлом и по выражению лица казалось, что он сожалеет… Это Гийом настоял, чтобы с остальными похоронили и его.
– Мы не должны начинать с ненависти и выискивания врагов и грехов, — убеждал он остальных. — Нужно начинать с новой страницы, с чистого листа…
Бурхан рассказал, как было дело: Марио в какой-то момент понял, что натворил, и вилкой, так что даже модификаты не успели среагировать, проколол себе горло и провернул пару раз крепким размашистым движением.