Иона

Скучно… Зачем он здесь?.. как его сюда занесло?.. Ну ладно, на эти вопросы еще можно худо-бедно ответить — мол, сны про Ассирию, головные боли и все такое прочее… хотя и за такие ответы в два счета упекают в психушку и правильно делают. Но — допустим… душа звала — хоть убейся, а душе, как известно, не прикажешь. Ладно. Но что, скажите на милость, делать теперь, когда наконец сбылась мечта идиота, когда вот он — здесь, и вот она — треклятая эта Ассирия — тоже здесь, продает ему шварму, жрет его своими мухами, дрыхнет у его ног. Ну и что? Куда двигаться дальше?.. Кто-нибудь знает? — черт знает… тьфу!

Яник возвращается в гостиницу, к музыкальным мухам. Мрачный холл пахнет сыростью, стены разрисованы какими-то аляповатыми павлинами, тусклая лампочка без абажура неуверенно посверкивает над стойкой. Эй вы, павлины, куда мне теперь? Может, вы знаете?.. Старый портье поднимает голову.

— Как там мой друг, не вернулся?

— Нет, господин, еще нет.

— А когда он ушел?

— Да часов в шесть — почти сразу, как рассвело…

Яник вздыхает. Что бы еще такого спросить? Он топчется у стойки, неприкаянный, как похмельный пьяница перед закрытым магазином. Вот бы и в самом деле выпить сейчас чего-нибудь согревающего. Чего-нибудь проясняющего мозги…

Ну вот об этом и спроси, дурило. Ну, давай, чего ты мнешься… Портье глядит на него немигающими глазами навыкате, ждет. И павлины на стенах ждут, переминаются голыми кривыми ногами в неверном мерцающем свете. Лицо у портье все в морщинах, как у пожилого бульдога; улыбочка приветливая приклеена, а взгляд отстраненный, нехороший, чужой какой-то взгляд. Но выбора-то нету.

— Ээ-э-э… — неуверенно блеет Яник, не зная, с чего начать.

Портье неприятно усмехается.

— Может, по-русски вам будет удобнее? — говорит он с тяжелым кавказским акцентом. — Так спрашивайте, я пойму.

— Вы говорите по-русски? — Яник даже теряется от неожиданности. — Вот так сюрприз…

Старик пожимает плечами:

— Почему бы и нет? Жизнь длинна, молодой человек, чему только не научишься… Так что вас интересует?

Яник облегченно вздыхает и машет рукой.

— Да много чего меня интересует. К примеру, куда это Андрей запропастился? Какие вообще дела могут быть в этом Дахуке? Я тут, знаете, немного прошелся по вашей главной улице… — все спит непробудным сном, за исключением мух, конечно. Дыра-дырой… Бутылку водки купить негде, — добавляет он вкрадчиво, поворачивая наконец на заветное.

Портье еще больше выкатывает глаза:

— Как вы сказали? Дыра? Водки не купить?..

Он как-то несолидно прыскает, бульдожьи морщины неудержимо расползаются по щекам, рот кривится… затем старик переламывается пополам и, схватившись за живот, заливается неожиданно звонким, захлебывающимся хохотом. Что бы это означало? Яник терпеливо ждет. Отсмеявшись, портье вытирает слезы платком и сморкается, вздыхая и пришепетывая себе под нос.

— Ну, порадовал… — говорит он наконец и снова утирает слезу. — Ну, насмешил… Давно я так… тебя, кажется, зовут Иона, да? Знатное имя… А водка — не проблема, дорогой. Водку мы как-нибудь найдем, ты уж не беспокойся.

Посмеиваясь и качая головой, старик достает из-под стойки два стакана и бутыль с прозрачной светло-коричневой жидкостью.

— Давай, Иона… да ты не бойся, это чистый продукт. Виноградная водка, прямиком из Армении. Будь здоров!

— Так вы армянин? — полузадушенным голосом интересуется Яник, едва прокашлявшись после первого глотка огнеподобной чачи.

Старик неопределенно качает головой:

— Скорее да, чем нет… Во мне, парень, много чего намешано. Родился в Иерусалиме, а жил — по всему свету. Разве что в Антарктиде не был… Ну, еще по разу? У меня ведь тут собутыльник — большая редкость. Все больше один пью.

Они опрокидывают вторую порцию, и портье немедленно наливает по новой.

— Божественный напиток… — Яник чувствует, как теплая раздольная волна прокатывает по всему его существу, расслабляя и развязывая казалось бы намертво затянутые узлы.

— Как же вы тогда до этого ишачьего угла докатились? В Антарктиде-то, с пингвинами небось поинтереснее будет, чем здесь, с павлинами…

В черных блестящих глазах проскальзывает насмешка.

— Молод ты еще, многого не знаешь… Думаешь, представление из партера лучше всего смотреть? Нет, брат… самые хорошие места — они на сцене, понял? На сцене! Там, было время, самая знать-то и сидела, с краешка. Это потом их в зал согнали… А мне вот, понимаешь, сблизи рассмотреть хочется, под конец-то жизни. В партере я уже сидел… и в ложе, и на галерке.

— Ну и что же за представление вы тут смотрите? Войну эту, что ли?

— Есть тут кой-чего и помимо войны… Да и война тоже дело любопытное. Не для туристов, конечно… зато журналистов, к примеру, уйма. Ты не смотри, что тут так пусто. Просто они обычно не задерживаются; переночуют, и дальше — в Эрбиль. Видишь? — портье кивает на висящую за его спиной доску с ключами на гвоздиках. — Сейчас кроме вашей комнаты, занят всего только один номер. Тоже журналисты. Вернее, журналистки — две девушки, из Канады.

У Яника перехватывает дыхание.