Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Это было его мечтой. Были Шеймас, Дерек, Лес, и был Иосиф — в качестве лидера. Ему всегда необходимо было быть лидером. Если судить по словам Иосифа, то они все собирались получить Нобелевскую премию. И получили, словно так и было задумано. Правда, Леса Маррея, к сожалению, обошли. Как Бродский этого достиг? Думаю, здесь сыграли роль несколько факторов: во-первых, покровительство Одена, значение которого переоценить трудно. Да, забыла упомянуть: появиться на Западе, заручившись одобрением или, скорее, благословением Одена, который тогда считался первым из живущих англоязычных поэтов, а теперь его называют величайшим англоязычным поэтом XX века, что, согласитесь, слегка отличается от его репутации тридцатилетней давности… Так вот, я думаю, что благословение Одена изначально вознесло Бродского на недосягаемую высоту.

И благословение Роберта Лоуэлла тоже. Помните, Лоуэлл читал переводы Бродского на Международном фестивале поэзии в Лондоне в 1972 году?

Совершенно верно, Иосиф возник из облака на сверкающей колеснице… Как сказала Ахматова: "Какую биографию делают нашему рыжему!" И действительно: Иосиф, вооруженный печатной машинкой, бутылкой водки и томиком Джона Донна, садится в самолет в Ленинграде и летит в Вену, где его уже ждет Карл Проффер. Они прямиком направляются к Одену; затем в Лондон и т. д. Коронация, не что иное! Его прибытие на Запад сопровождалось коронационной атмосферой. Ну а потом, потом он оправдал ожидания, нарушив правила. Я не согласна с английской поговоркой, что исключение подтверждает правило; эти слова, видимо, неправильно истолковывают. Исключение проверяет правило. Люди заранее были готовы восторгаться Иосифом — благодаря его позиции, его самоуверенности, его стремлению быть американцем в каком-то смысле. Как и Баланчиным. На самом деле, единственный человек, кого можно сравнить с Иосифом, — это Баланчин. Баланчин считал, что вся история русского балета — у него в голове и что он может трансформировать здешний балет. Люди были готовы восхищаться Иосифом так же как были готовы восхищаться Баланчиным. Ну и что, что его поэзия была известна в переводе? Она настолько сильна интеллектуально, что даже когда читаешь ее в переводе, сомнений не возникает. Сомнения стали возникать, когда Иосиф начал писать по-английски. Тут-то и появились те, кто стал на него нападать, вроде Крейга Рейна[112].

Почему, как вам кажется, Бродского сильнее критиковали в английской прессе, английские поэты, чем в Америке?

Все по той же причине: американцы в литературных делах ведут себя гораздо корректнее англичан; они также более сдержаны. Большинство американских поэтов высказывали сильные сомнения по поводу английских стихов Иосифа. Но никому бы и в голову не пришло обрушиваться на него с ругательной статьей, как это сделал Крейг Рейн. И они не стали этого делать, потому очень хорошо к Иосифу относились; они не хотели его обижать. В Англии вы подобной деликатности не встретите.

Сомневаются ли они также в том, что Бродский — прекрасный русский поэт?

Нет. Их удивляли и смущали его постоянные заявления о том, что он овладел английским настолько, что может писать на нем стихи.

А его эссе? Они ведь писались по-английски.

Не забывайте, что его эссе сурово редактировались.

Просил ли он вас когда-нибудь их просмотреть?

Да, просил. Не английские стихи — он знал, что я их не люблю, и не английские эссе. У него было несколько человек, которые занимались этим регулярно. А редакторы журналов, такие как Боб Силвер из "The New York Review of Books", наверняка переписывали половину его текстов. Меня, в период нашей близости, он часто просил посмотреть его переводы собственных стихов. И почти никогда не прислушивался к моим предложениям. У него был не слишком хороший слух к звучанию английского языка, к его настоящему звучанию. В голове у него сидел сленг — давно вышедший из употребления и немного дурацкий. Как "aren't", например. Так больше не говорят нигде и не говорят давно — может, сотню лет. Ему нравилось использовать сленг и сокращенные формы — особенно когда они звучат неправильно. Мы все время используем сокращения, но в речи — а вводить их в переводы, особенно в переводы поэзии нужно очень осторожно. В его знании английского было много заблуждений и в то же время он бесспорно обожал этот язык. Но он всегда был очень силен в передаче драматического содержания стихов. Я слышала, как он толковал таких поэтов, как Оден или Фрост, и это было прекрасно.

Посещали ли вы когда-нибудь его семинары или лекции?