Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Считаете ли вы, что сама русская поэзия требовала, чтобы в ее вены влили струю свежей крови?

Вот что я по этому поводу думаю. Английский язык — это на самом деле два разных языка. И это, как мне кажется, придает ему тот оттенок, которого нет больше ни в одном языке. После 1066 года аристократы говорили исключительно по-французски — норманны. Низшие классы говорили на англо-саксонском. Спустя несколько столетий два этих языка перемешались, и результатом явилось то, что там, где в русском, во французском или в немецком одно слово, в английском языке — два. Одно — аристократическое, витиеватое, другое — англо-саксонское. Все четырехсложные слова. Например, в среде аристократов "courtesan" ("куртизанка") ценится выше, нежели "whore" ("шлюха"), слово англо-саксонского происхождения. Слово "courtesan" — французское. Или "mortician" ("владелец похоронного бюро") выше, чем "undertaker" ("гробовщик"). Величие Шекспира отчасти и состоит в том, что в одной фразе он использует короткое англосаксонское слово и длинное, мелодичное слово латинско-французского происхождения. В "Макбете", например. Макбет пытается смыть кровь с рук, и вот что он при этом говорит: "Will all great Neptune's ocean wash this blood / Clean from my hand? No this my hand will rather / The miltitudinous seas incardine / Making the green one red" ("Нет, с рук моих весь океан Нептуна / Не смоет кровь. Скорей они, коснувшись / Зеленой бездны моря, в красный цвет / Ее окрасят". Пер. Ю. Корнеева. Цит. по: Шекспир У. Полное собрание сочинений: В 8 т. М.: Искусство, 1960. Т. 7. С. 32). Это очень здорово, на мой взгляд, возможность подобного совмещения. Этот аспект английского, как мне кажется, и привлекал Бродского. В других языках ничего подобного нет. Я бы сказал, что у нас богатейший словарь — и никакой грамматики. От нашей грамматики остались лишь руины. Никаких окончаний, кроме как в словах "who" и "whom" ("кто", "кому"), и то в них все путаются.

Люди, претендующие на некую интеллектуальность и при этом вульгарные, часто говорят "whom" там, где по смыслу нужно сказать "who". Вы замечали? Они всё путают. Они путают "flout" и "flaunt" ("насмешка, издевательство, пренебрежение" и "щеголять, пренебрегать"), например.

Почти невозможно поверить, как быстро Иосиф научился писать по-английски. А усвоение и освоение английской ритмики заняло у него совсем немного времени. Помню, однажды он был у меня в гостях — пришел прочитать мне стихотворение перед тем, как отправить его в журнал. Если не ошибаюсь, это были стихи о Максимилиане из "Мексиканского дивертисмента". Впрочем, не уверен. Он прочитал их, и я сказал: "Они звучат как метроном: том-ти-том-ти-том". А красота английского языка как раз в том, что все имеет два уровня. Есть правильный ямбический пентаметр — "том-ти- ти-том", — и в то же время в нем слышится перебивающая его, противоречащая ему разговорная интонация. И от этого рождается замечательный эффект. Йейтс был мастером подобных эффектов. Плавное течение "том-ти-том-ти-том" и при этом поспешная сбивчивая силлабика. Иосиф прислушался к этому замечанию и переписал стихотворение, нарушив монотонный ритм, напоминающий бой метронома. Он был на редкость способным учеником.

Просил ли он вас когда-нибудь посмотреть его английский?

Он никогда не просил меня просматривать его переводы, поскольку моего русского для этого недостаточно. Он просил Джорджа Клайна и с ним и работал.

Ваш "Archer in the Marrow" написан строгими размерами и рифмами. Любовь к классической просодии явно роднит вас с Бродским. Говорили ли вы когда-нибудь с ним о его поэтике?

Мы очень много говорили о метрике.

Вы никогда не переводили Бродского?

Нет. Он работал с Клайном Уилбером. Уилбер — прекрасный переводчик.

Марк Стрэнд как-то сказал, что для того, чтобы оценить рифмы Бродского, надо послушать, как он говорит.

У него были проблемы с произношением. Он мучился с английским произношением до конца дней. Например, он говорил "concur" ("совпадать") вместо "conquer" ("завоевывать").