Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

И правильно делал. Когда человек принадлежит к какой-то церкви или синагоге, то после службы люди остаются, чтобы полчаса-час пообщаться с другими прихожанами, чтобы помочь им или попросить о помощи, это становится определенным социальным институтом. Но глубина веры — это совсем другое, и это глубоко персональная субстанция, может, никогда до конца не сформулированная, и он, понятное дело, не хотел об этом говорить. Это все в его творчестве высказано. Для меня Иосиф — такой еврейский человек, у которого были определенные религиозные поиски, христианского толка в основном, и на этом пути он прошел определенное расстояние, но он при этом считал бестактным уходить от себя самого, каким он родился, и от тех, среди кого вырос.

МИХАИЛ АРДОВ [39] , 4 СЕНТЯБРЯ 2004, МОСКВА

Бродский не раз останавливался в вашем доме. Каким он был гостем?

Замечательным, умным, тактичным, таким, который пытается доставить наименьшее количество неудобств. Мало того, он даже старался обедать не каждый день, чтобы не быть обузой для семьи. И это надо было всегда как-то специально оговаривать.

С каким типом людей Бродский легко находил общий язык! Или это были самые разнообразные люди?

На мой взгляд, самые разнообразные. Очевидно, в них должны были быть какие-то созвучные ему черты, при этом они могли быть в одном — одни, в другом — другие. В одном — какой-то интерес к поэзии, в другом — человеческая мягкость и деликатность, в третьем — его могли занимать какие-то научные интересы. Думаю, что тут никакого общего знаменателя нельзя подвести.

Не создалось ли у вас впечатление, что Иосиф немного боялся быть как все в повседневной жизни?

Нет, никогда. Он не боялся быть как все и он не боялся быть таким, какой он есть. И мы, и всякий нормальный человек его должен был воспринимать таким, какой он есть, со всеми его человеческими слабостями, иногда с какой-то нервозностью и даже раздражительностью по временам, но это никогда на тебя не обрушивалось. Он был деликатен и никого никогда не нагружал своими проблемами. Он ценил сочувствие, но вовсе не требовал его от своих друзей и никак не обременял вашу жизнь своими проблемами.

По совету вашего отца, Виктора Ефимовича Ардова, Бродский согласился лечь в психиатрическую больницу имени Кащенко в декабре 1963 года и с его же помощью быстро оттуда выписался. Можете рассказать более подробно об этом событий?

Тут Евгению Борисовичу Рейну изменяет память — он по этому поводу написал что-то несусветное: что якобы Ардов освобождал Бродского, добыв главному психиатру билет на концерт Утесова[40]. Я даже не знаю, с чем это сравнить — поцеловал медсестру в руку выше локтя, и поэтому Бродского освободили. А на самом деле кроме моего отца был привлечен наш друг, и ныне здравствующий, Михаил Юрьевич Яр- муш. Он психиатр, а также поэт и переводчик, у него есть книжки опубликованные. Его ценила Ахматова. И он как психиатр принимал в этом участие. Как я помню, положить в больницу было легче, нежели кого-то оттуда выковырять. Но тем не менее это все состоялось. Я опубликовал, как мы с Юлией Марковной Живовой пришли в эту страшную сумасшедшую больницу и как среди гуляющих несчастных людей увидели Бродского. Он подбежал к забору и кричал криком: "Я здесь не могу находиться, скажите Ардову, чтобы меня немедленно отсюда выпустили!" Кстати, если бы он был потерпеливее, — ну мы знаем еще много обстоятельств, которые его вызвали в Питер, — он бы, конечно, мог оттянуть или вовсе избежать этого безобразия.

Сколько приблизительно дней он там находился?

Я думаю, дней пять. Очень коротко.

Существует мнение, что за Бродского не вступился никто из пожилых писателей, потому что он многих из них оскорбил своими резкими отзывами. Соответствует ли это действительности?