Иосиф Флавий. История про историка

После этого взгляд всего народа обратился к Агриппе Второму. Зная о его огромных связях в Риме, народ надеялся, что он вместе с первосвященником возглавит делегацию, которая донесет до Нерона правду о случившемся, снимет с евреев обвинения в бунте и добьется скорейшей отставки Гессия Флора.

Агриппа в ответ велел собрать народ на огромной площади перед своим дворцом. Он явился туда вместе с сестрой, которая своим религиозным рвением и сочувствием к бедам своего народа успела завоевать симпатии масс. Здесь последний прямой потомок Ирода по мужской линии произнес пространную речь, которую Иосиф в «Иудейской войне» приводит от первого до последнего слова. Агриппа и в самом деле был той фигурой, которая могла бы повернуть ход событий и предотвратить многие грядущие беды, но в силу целого ряда причин не смог или не захотел этого сделать.

Глава 6. Бунт

Большинство еврейских, а вслед за ними и целый ряд европейских историков воспринимают Агриппу Второго в крайне отрицательном свете. По их мнению, в отличие от отца, он не чувствовал связи со своим народом, считал себя не евреем, а римлянином, и его забота о судьбе евреев и Иудеи была притворной — больше всего его заботили собственные интересы, желание угодить Риму и сохранить за собой подаренное ему небольшое царство.

Автору этой книги такой подход кажется крайне упрощенным. На самом деле, Агриппа Второй был, видимо, неоднозначной личностью; вне сомнения, он испытывал тревогу за будущее Иерусалима и Храма; он метался между этой тревогой и собственными шкурными интересами, а потому старался избегать принятия каких-либо тяжелых решений. В силу этого он никак не годился на роль подлинного национального лидера и в итоге вступил на путь коллаборационизма.

Яснее всего мнение еврейских исследователей об Агриппе выразил один из лучших переводчиков Флавия на русский язык Яков Львович Черток (1860–1913) в комментариях к «Иудейской войне»: «Воспитанный при римском дворе Агриппа II был его преданной креатурой и послушным орудием в руках сирийских наместников и иудейских прокураторов, в дружбе которых он всегда заискивал в собственных интересах»[29].

Столь же неоднозначно относился к этому царю и Иосиф бен Маттитьягу, который, вне сомнения, часто встречался с ним во время своей последующей жизни в Риме, прибегал к его связям и даже консультировался с ним во время написания «Иудейской войны». Сьюард даже предполагает, что он получил запись речи Агриппы от него самого и затем просто вставил ее в книгу. Тесса Раджак же убеждена, что эта речь написана по памяти и содержит в себе немало добавок от самого Иосифа, который устами Агриппы Второго выражает собственную позицию — уже тогда он был убежден, что восстание против Рима бессмысленно, поскольку обречено на поражение и чревато самыми тяжелыми последствиями для его народа[30]. Но то, что Иосиф вместе с другими стоял и слушал эту речь, внимательно наблюдая за реакцией окружающих, сомнений не вызывает.

Отношение же Иосифа к Агриппе — в тот момент или задним числом, во время написания книги, — никак не назовешь комплементарным. Скорее наоборот: он презирает царя за нерешительность и чрезмерную озабоченность своими интересами в ущерб интересам нации.

«Судя по настроению народа, можно было видеть ясно, что, если ему будет отказано в отправлении депутации, он не останется в покое, — пишет Иосиф Флавий. — Но Агриппа рассчитал, что назначение послов для обжалования Флора создаст ему врагов; с другой же стороны, он отлично понимал, как невыгодно будет для него, если он допустит, чтобы военная вспышка, охватившая иудеев, разгорелась в пламя» (ИВ, 2:15:3).

Сама речь Агриппы, произнесенная на арамейском, была построена в лучших традициях греческого и римского ораторского искусства — видно, что он этому учился и немало потрудился, готовя выступление на языке, бывшем ему по большому счету чужим. Современным политикам и спичрайтерам, безусловно, есть чему поучиться у него, чтобы повысить силу своего влияния на любую аудиторию.