Иосиф приехал в порт на Южную пристань, когда начало темнеть. Выкурил сигарету, наблюдая за прибывающими пассажирами, потом поднялся на борт «перевозчика» «Сьюдад Монтевидео». Вскоре убрали сходни. Сирена оповестила об отходе. Буэнос-Айрес, залитый электрическими огнями, медленно уплывал в сторону, расстилая перед пароходом широкую световую дорожку на неспокойной речной волне. Иосиф вспомнил об отце, которого так и не повидал перед отъездом. Он с горечью подумал, что Румальдо настолько немощен, что без посторонней помощи не сможет приехать в Уругвай, чтобы проститься, если Москва решит направить его в другую страну или на другой континент. Иосиф знал, что подобные варианты прорабатываются. Вероятнее всего, проститься с отцом не удастся. После трагической гибели Антонио и его жены в Консепсьоне туда лучше не соваться. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Иосиф произнес-пропел вполголоса:
Налетел свежий ветер, который загнал пассажиров в каюты. Иосиф устроился во втором классе. По прежнему опыту он знал, что экономить не стоит: каморки третьего класса, расположенные в близком соседстве с пароходной топкой, — настоящие душегубки.
Утром пароход причалил к пристани, неподалеку от которой высилась башня уругвайской таможни. Двери в Аргентину для «Артура» захлопнулись навсегда…
УРУГВАЙСКИЕ «КАНИКУЛЫ»
Беглецы из Аргентины группировались в Монтевидео вокруг газеты «Пуэбло Архентино», которой руководил Родольфо Гиольди (в офисах небоскреба «Сальво»). Другим излюбленным местом беженцев для проведения дружеских и деловых встреч было кафе «Сорокабана». Однако «Артур» выбрал для разговора с Гиольди менее заметное кафе на улице Саранди, чтобы расспросить его о приближающемся восстании в Аргентине, о котором всё с большей уверенностью говорили эмигранты.
«Не строй иллюзий, — посоветовал Гиольди. — Военные контролируют ситуацию. У них, как у Гитлера, есть свое секретное оружие — военный министр, полковник Хуан Перон. Это талантливый демагог, умеющий обращаться с массами. Среди рабочих у него много сторонников. Деньги на подкуп народа у правительства тоже есть. Из тактических соображений Перон с блеском играет либерала. Попомни мои слова: вскоре объявят амнистию, разрешат — в известных пределах — свободу слова, назначат дату президентских выборов. Постараются заключить мировую с американцами. О нацистских увлечениях наших аргентинских вояк в Вашингтоне быстро забудут. У США на горизонте новое соперничество — с Советским Союзом. Опасно отталкивать Аргентину: а если она подружится с Москвой?»
Контрразведывательный режим в Уругвае стал значительно мягче. Все понимали, что до разгрома гитлеровской Германии оставались считаные месяцы. Среди испанской эмиграции царило праздничное настроение: казалось, на далекой родине вот-вот вспыхнет восстание, ненавистный Франко падет и республиканцы смогут вернуться домой. «Артур» встретился с Деликадо, с другими испанскими товарищами и поддался всеобщей эйфории: в Испании ожидаются крупные события. Вот где будет по-настоящему жарко! Вот где потребуются опытные разведчики! Надо обязательно поговорить по этому вопросу с товарищем Рябовым из советского посольства.
История знакомства Григулевича с Рябовым, он же — «Рене», такова.
Во второй половине мая 1944 года в недавно открытое советское консульство в Монтевидео пришел невысокий плотный мужчина в потертом костюме и представился:
«Я — Айзик Боткин. Мне нужно поговорить с кем-либо из “ближних соседей”. Можете пригласить?»
Дежурный по консульству никакого понятия не имел ни о Боткине, ни о конспирации и тем более о «ближних соседях». Сладко зевнув, он сказал:
«У нас не приемный день. Приходите завтра. Работа с посетителями начнется в десять ноль-ноль…»
О странном визитере дежурный все-таки сообщил консулу Валентину Рябову, «по совместительству» — резиденту советской разведки в Уругвае, который подписывал шифровки псевдонимом «Рене»[78]. Он незамедлительно проинформировал Москву о «Боткине», и ему ответили, что это, скорее всего, нелегальный резидент «Артур». Рябову сообщили условия связи с ним. Через неделю встреча двух тридцатилетних резидентов — легального и нелегального — состоялась. Рябов представлял Центр и потому выступал по отношению к «Артуру» начальником…
В прошлом Валентин Рябов работал в Эстонии (1939— 1940 годы), потом — в Дании (первые месяцы 1941 года), участвовал в обороне Москвы, несколько лет прослужил в центральном аппарате разведки. О своей командировке в Уругвай узнал за считаные дни до отъезда: в дальний поход пришлось собираться в пожарном порядке. Первые месяцы в уругвайской столице были непростыми: испанского языка Рябов не знал, а работы «по крыше» ему навалили по горло. В резидентуре был всего один сотрудник — сам резидент. Как говорится, и швец, и жнец и на дуде игрец. Под дудой, ясное дело, надо понимать обязанности шифровальщика.