Иосиф Грозный

В пять часов дня в декабре в Ленинграде уже темно, снежная ночь, и хотя коридоры Смольного освещены, но свет явно плохой, недостаточный, и Киров подумал, что пора бы устроить в Смольном ремонт, а еще построить новое, хорошее здание, а здесь снова открыть школу, институт… Надо бы… Впрочем, теперь ему не до ремонта. Восьмого декабря он уже примет в Москве новый пост, от которого долго отбрыкивался. Но Сталин настаивал, против воли его не попрешь. Позавчера битых два часа утрясали все подробности. Двадцать девятого Сталин сам проводил Кирова на Ленинградский вокзал. Обнял, и он до сих пор помнит табачный запах его рта, колючее прикосновение его щеки.

— Давай, Кирыч, кончай там всэ дэла… Здэс ждом, навалим болше! Всо… Бэрэги сэбя. Бэз охраны нэ ходы… — Сталин погрозил пальцем и еще раз обнял его.

Все это мелькало в голове Кирова. Он не любил опаздывать, сам не терпел опаздывающих. Всегда было чувство вины. Сегодня второпях писал дома доклад, тезисы об отмене карточек. И, уходя, забыл папку с документами. Выругался. Вернулся. А жена еще пошутила: «Поглядись в зеркало!» Отмахнулся и, сбегая вниз к подъезду, подумал: «Какая она тоскливая дура!» Жена уже давно и постоянно раздражала его какой-то вечной невпопадной глупостью, неумными подсказками. А тут еще и ее сестра, надоедливо лезущая не в свои дела. Две нелюбимые женщины — это было слишком.

Тайно Киров уже давно сожалел, что впутался в этот бесплодный, безрадостный бездетный брак, ничем, кажется, не оправданный. Жена — фригида, невротичка. Женщины на стороне — слабая утеха. Сколько их не имей, а любви, по которой тоскует каждый мужчина, нет. Слабая это утеха, «любовница». Но и разойтись… Секретарю ЦК! Члену Политбюро!? Дать пищу для слухов и сплетен? Не одобрил бы и Сталин, хотя знал о семейных неурядицах и даже вроде бы дружески сочувствовал. У самого не вышло из семейной жизни ничего, кроме трагедии. Не везло вождям с женами. Хоть кого возьми. Теперь на пути Кирова десятки женщин, жаждущих, обольстительных, готовых за одно его слово, приближение, просто заинтересованный взгляд отдаться, сделаться «подругой», женой. Вспомнил, как на недавнем приеме липла к нему, ласкала взглядом знаменитая актриса. И, должно быть, любовница Иосифа. Хотя у него ничего не узнаешь. Танцевал с ней, очарованный тонкой шелковой талией, плавным движением вгоняющих в дрожь овалов роскошных бедер. Величавая блудница! Вот какую иметь женой… Знал: замужем, но ведет свободный образ жизни. Обольстительный голос. Запах с ума сводящих пряных духов. Обещающий взгляд. Актриса. Самка… Блудница. Запах ее духов, тела… Что это лезет в голову?

Он быстрее пошел по коридору, едва заметив, что какой-то беспокойный звероподобно согнутый длиннорукий отделился от подоконника, на котором полусидел, и пошел походкой полуидиота, клюющим валким шагом. Повернув в узкий коридор к кабинету, Киров уже хотел обернуться — его явно нагоняли, — как вдруг грохот, пронзающий удар в голову повалил вместе с предсмертным криком: «Что-о-о!» Второго выстрела он уже не слышал. Руки убийцы эпилептически дергались. Клубя пеной, вытаращив глаза, он пытался скорее инстинктом, толчками отпихнуться от жертвы. А Киров был неподвижен, упав лицом вперед, с фуражкой на лбу.

Все это и увидели выскочившие из кабинетов секретари, охранники, машинистки. И здесь придется заметить то самое таинственное, что до сих пор не вскрыто в многотомных делах следствия об убийстве Кирова: комиссар Борисов, который должен был сопровождать Кирова буквально по пятам, «отстал», а точнее, наверное, будет: сделал так, потому что получил приказ «отстать». Такой же приказ, очевидно, получили и все прочие, охранявшие коридор. Замечу, что Сталин, которому пытались и пытаются навесить это грязное преступление, к нему абсолютно не причастен. Не причастен хотя бы потому, что, пусть и предположительно, не доверяя Кирову, испытывая к нему нечто вроде ревности, Сталин абсолютно не боялся конкуренции, ибо авторитет его никогда не был сравним с авторитетом Кирова. Ведь когда Киров сам рассказал Сталину, что ему предлагали занять пост генсека, Сталин спокойно сказал: «Можэш… займи…»

Подбежавший Борисов начал пинать бьющегося в припадке убийцу.

— Да это же — Николаев! — крикнул кто-то. — Николаев!!

И многие опознали: да, тот самый, который работал здесь, а потом пушил жалобами, заявлениями, кричал, грозил, хлопал дверьми.

Связанный ремнями убийца орал:

— Я не сам… Я по приказу…

Его повели вниз и сразу заткнули ему рот.

А Киров уже лежал на столе Чудова, и кровавая лужа натекла из-под головы. И пол был исслежен кровяной дорожкой. Озабоченно суетились врачи: Ланг, Добротворский, прибыл главный хирург Джанелидзе и, осмотрев, изрек:

— Никаких надежд… Надо составлять акт!

Чудов крутил «кремлевку».

Красный телефон ответил сразу, но подошел Каганович.

— Киров… Сергей Миронович… Убит! — кричит Чудов. — Да… Покушение… Задержан… Передайте… товарищу Сталину… Ждем…

Чудов отходит от стола и расширенными глазами смотрит на все более белеющее лицо Кирова.