Ну вот, ПАПА, так с Вами всегда — начинаешь с частного, заканчиваешь глобальным.
Тайминг…
Сколько курьезов во время гастролей! Напомню лишь один эпизод — в рамках юбилейного тура. Концерт в Тель-Авиве. Затянулось первое отделение. Зрители — наши соотечественники, уже не так молоды. В какой-то момент начинается движение в рядах. Выходят-входят (а что сделаешь — природа). Иосиф Кобзон со сцены: «Куда вы все ходите?» Некто из партера, перемещаясь между рядами: «А мы вездесущие». Иосиф Кобзон — БЕЗ ПАУЗЫ: «„Вездесущие“ с одним „с“ или двумя?» Хохот в зале, и как поощрение — еще три дополнительные песни.
Это мимолетный эпизод и школа на всю жизнь. Середина 1980-х. Ленинградский вокзал. Платформа. Параллельно стоят два поезда — две «Красные стрелы». Разница в отправлении 4 минуты. Так повелось, что счастливые обладатели билетов на эти поезда выходят на перрон, встречаются, общаются.
Спешу в свой вагон и вижу большую группу на платформе во главе с Вами, Иосиф Давыдович. (Хочу заметить, что как бы ни велика была группа собравшихся и сколько бы в ней ни было знакомых людей, первый узнаваемый, даже со спины, был Кобзон.) Стараюсь незаметненько проскочить мимо. Не тут-то было! «Доченька, иди-ка сюда!.. Друзья, хочу вам представить выдающегося режиссера современности. Вы еще услышите! Она вам еще покажет!..» (О, господи, я только делаю первые шаги на концертных площадках.) У меня подкашиваются ноги только от этого представления, а впереди еще иное «испытание»: в полукруге стоят и запросто пожимают мне руку НЕБОжители — Валентина Терешкова, Герман Титов, Алексей Леонов.
Иосиф Давыдович, я теперь делаю точно так же — своих коллег, помощников, своих ассистентов представляю как самых лучших, выдающихся! Это, конечно, аванс. Но лично для меня это был мощный стимул!
Готовим большое торжество к Вашему 50-летнему юбилею. Задумали сделать первый в Вашей жизни большой буклет, в котором друзья, коллеги, соратники, сподвижники говорят несколько слов о Кобзоне. Условие юбиляра — цитата и обязательно фото. Начинаем трудиться. Я впервые занимаюсь созданием буклета. (Но см. Урок 2 «Аванс» и попробуй подведи!) Выделена редакция и типография, в которой все таинство и произойдет.
Буклет собран из 100 страниц. Загляденье! «Звезда со звездою говорит». (ПАПА, Вы как будто знали, что наступит такой день, когда мы начнем листать эти страницы, а рядом с Вами уже на небесах будут любимые и дорогие. И потомки не спросят: «Кто это?» Взгляни на лица…)
Возвращаюсь к буклету. Редакционная коллегия. Обсуждение. А что тут скажешь? Такого материала подлинных цитат и уникальных фотоснимков не было ни тогда, ни в наши дни. Голос главного редактора, похоже, обращается ко мне: «Все хорошо, все уместно, начало эмоционально, но я прошу Вас поменять страницы 2–3–5». — ″???″ — «Понимаете, Островский, Фрадкин, Фельцман, Френкель…» Понимаю, что перечисляют не талант и порядок построения, а иной пункт… Перебиваю, глядя в глаза редактору-славянину: «Извините, моя фамилия Гречишникова, и я…» И тут над сидящей редколлегией встает — нет, не фигура — лицо, мертвенно-белое, и голосом, осипшим от гнева, произносит: «Послушайте, Вы, да только за то, что Ян Абрамович (нарочито подчеркивает каждую букву) Френкель „Журавлей“ написал, вся Россия ему поклониться должна!» (Простите, мой Учитель, это моя редакторская правка, потому что Вы сказали в гневе с каменным лицом «вся Россия его в жопу поцеловать должна».) Тут и вспомнилось, как пытались в начале пути Артисту заменить фамилию на «Золотозвонкую», как устоял и выстоял. Спасибо, Папа! Они, чиновники-вершители, приходят и бесследно уходят, а правда СВОЯ побеждает!
Вспоминаю одно из юбилейных застолий. Тост один, второй, третий в честь юбиляра. Но теперь микрофон берете Вы, Иосиф Давыдович. «Неужели петь будет?» — мысль промелькнула.
Вы произносите благодарение всем собравшимся и не спеша, торжественно, под аплодисменты представляете каждого своего гостя. (И это не сто, не двести — это почти что пятьсот человек!) И каждое представление — это не просто имя и фамилия, это как маленькая жизнь.
Когда мы собирались на этот праздник и стояли с бокалами шампанского в большом предбанкетном зале, мы вежливо здоровались друг с другом, понимая, что где-то когда-то виделись. После того, как нас познакомили, да еще с конкретными характеристиками — иногда торжественно-пафосными, иногда остроумными, — мы расставались уже как добрые друзья.
Мы и сейчас дружим! Вы так щедро делились радостью общения! Вы подарили нам семью, точнее любовь к Вашей семье. Мы общаемся, мы любим, мы дружим! И мне позволительно многие годы обращаться к Вам — «ПАПА».
P. S. Это письмо отправляю и сажусь писать следующее. Уже столько еще вспомнила!
Любаня