Иосиф Кобзон. Мгновения…

Алла Баянова спела со мной романс «Что мне горе». А до этого была репетиция, на которой Иосиф сидел в зале, а мне Баянова говорит: «Деточка, я тебя прошу, встань ко мне лицом». Но как же я встану к ней лицом, ведь тогда я буду спиной к публике?! «Нет, ты стань лицом, я могу забыть слова». Я потом говорю Иосифу: «А вдруг она действительно забудет слова? Что делать?» — «А ничего. Ты, главное, стой, смотри на нее, и она не забудет слова». И «Что мне горе» проходит замечательно. После «Что мне горе» был еще какой-то номер, но она не пела. И Иосиф понял, что ее надо уводить со сцены, потому что сама она не хочет уходить. Он берет ее под руку, а я начинаю играть «Танго», просто как мелодию, как воспоминание о ее молодости, о любви. И вдруг, услышав первые звуки этого романса, она сразу остановилась, решив запеть, а Йося ее ласково полуобнял и тихо сказал: «Мы сейчас пройдем и сядем в ложу». В театре оперетты ложа выходит прямо на сцену.

В общем, он ее увел. И в ложе Баянова разошлась уже не на шутку. Она пела, приветствовала зал, со всеми общалась, хотя никто не слышал, что она говорила. Кобзону пришлось ее оставить, потому что он должен был дальше вести концерт, но он все время посылал ей воздушные поцелуи. Для нее это было важно. Он был красивым и очень надежным кавалером.

Мне кажется, что меня связывало с ним удивительно нежное чувство. Он относился ко мне покровительственно, и ему нравилось, что я его никогда ни о чем не просила. Как-то раз он мне сказал: «Ну ты молодец!» Он так сказал потому, что в 1989 году я придумала и организовала женский оркестр, хотя у меня не было ни одного музыканта. Я их собрала, и мы тут же отправились выступать на гастроли. Он очень уважал меня, видимо, за то, что я всего добилась сама.

…Как-то раз у меня были гастроли в Америке. И Кобзон сказал, что прилетит ко мне. Но у нас что-то не совпало, потому что он должен был выступать в одной европейской стране. А мы с ним хотели записать песни. Мы думали, что все сделаем в следующий раз. Но следующего раза уже не было. Никогда не надо оставлять ничего на потом… Он был для меня близким, понятным человеком. И мне почему-то кажется, что он ни с кем не был так откровенен, как со мной, не знаю, чем я это заслужила. Иногда он мог назвать меня дурой, но это было так доверительно, что я не обижалась. И эти удивительные отношения постоянно развивались и в рабочие моменты, и во время репетиций, и во время концертов.

…Есть спектакль, который снят телевидением 2 мая 2005 года. Идет трансляция по телевидению, появляется подстрочник — народный артист СССР Иосиф Кобзон. А шапка — Театр Светланы Безродной. И тут раздается звонок — Иосиф: «Слушай, я даже не подозревал, что я — артист твоего театра». Он успевал все ухватить и прореагировать остроумной шуткой. А я даже не ожидала, что они такое сотворят на телевидении… Я понятия не имела, что они все это соберут под одну шапку.

Он меня ругал за то, что я как следует не оформила свой театр. Это, говорит, отвратительная черта твоего характера — ты никого никогда ни о чем не просишь. Но мне действительно неудобно просить за себя, а просить за кого-то другого могу. «Это у нас общая с тобой черта», — говорил он.

…Есть фотографии из спектакля, когда мы с ним танцуем. Это был удивительный спектакль в зале Чайковского — без декораций, но все были в каких-то костюмах. Там было все: довоенная тема, начало войны, проводы на фронт, война, медсестры и послевоенная жизнь. После этого спектакль шел еще пару раз, но тогда, в первый раз, это было нечто грандиозное!

Я помню многие его жесты, движения. Когда его кто-то благодарил за что-то, он молча разводил руками. У меня хорошая зрительная память. И зрительно я всегда его вижу: как он мог обернуться во время пения, а когда он поет, всегда происходит маленькое шоу, и я как будто слышу, что он говорит. Хорошо, что я поделилась своими воспоминаниями: как будто снова встретилась с ним!

Яков Дубровин Музыкальный журналист