Иосиф Кобзон. Мгновения…

Светлана Безродная скрипачка и дирижер, художественный руководитель Государственного академического камерного «Вивальди-оркестра», народная артистка РФ

Мне кажется, что Иосиф Давыдович, которого я всегда называла Йосенька, уважал меня за то, что я работаю, как трудоголик (так он говорил). Сам он часто повторял: «Я не могу не петь, в каком бы состоянии ни находился — я должен петь». И я его прекрасно понимаю, потому что не играть я тоже не могу.

Хочу с полной уверенностью сказать — это феноменальная личность. Человек огромного, совершенно необъяснимого диапазона деятельности, он уникален. Я хотела бы провести параллель. Например, Магомаева некоторые певцы могут повторить и даже спеть похоже на него. А Иосифа Давыдовича невозможно скопировать. В нем было что-то близкое к гениальности, поэтому он неповторим.

Еще он был невероятно остроумным человеком. То, что он придумывал прямо на ходу, получалось очень интересно и ярко. Несколько раз он вел концерты, в которых и сам участвовал, а между номерами выдавал абсолютно незабываемые интермедии. Например, было открытие Дома музыки. Представьте себе: огромная сцена, невероятное количество народа, важное событие музыкальной Москвы. И перед тем, как мы вышли, я решила, что буду исполнять прелюдию к «Руслану и Людмиле», а это торжественная симфоническая история, там и духовые инструменты должны быть, и струнный оркестр. Перед выходом на сцену он сказал: «Да, да, все будет хорошо, мы в вас уверены». А те, кто управлял сценой, все эти технические работники, сказали нам, что там все на кнопках, все происходит автоматически. Перед нами выступал пианист, которого Иосиф Давыдович уже объявил, потом он пришел и сказал: «Сейчас ваш выход с оркестром». Мы дисциплинированно выходим и видим такую картину.

Посредине сцены — яма, в которую они должны были спустить рояль, а потом закрыть пол. Но рояль спустился только наполовину, и его крышка торчит над сценой. Представьте себе мое состояние. Я смотрю на Кобзона. Он кивает — ладно, ладно, ничего. Я стою с одной стороны сцены, перед нами пропасть, а с другой, напротив нас, вся моя струнная группа: они остались на уровне оставшегося кусочка сцены.

Я шепотом спрашиваю: «Йосенька, что будем делать?» — «Да ничего!» И он начал прямо в зал рассказывать анекдоты. Публика, конечно, валялась от смеха. Потом он как-то ободряюще посмотрел на меня, и я поняла: надо начинать играть. Он объявил увертюру «Руслан и Людмила», и мы грянули! Как ни странно, все получилось замечательно, звучало прекрасно. Но в середине увертюры краем глаза я вижу, как по крышке рояля взбирается рабочий сцены. Прямо во время нашей игры. Продолжаю играть. Там есть три темы в бешеном темпе, и есть более мелодичная часть, и во время нее гениальный Йося начинает рассказывать какой-то анекдот, который связан с какими-то смешными и трагикомическими историями, похожими на эту ситуацию. Смысл в том, что, мол, нельзя перейти эту реку.

Мы заканчиваем играть. Аплодисменты, бешеный успех. Публика решила, что мы приготовили этот номер как сюрприз, веселую шутку. Но самое смешное было тогда, когда рабочий все-таки взобрался на сцену, а я машу ему локтем во время игры, мол, назад, назад, и это тоже получилось смешно — публика захохотала в этот момент. Звучит Глинка, «Руслан и Людмила», а публика вовсю ржет. Рабочий же, не обращая внимания на мои знаки, вместо того чтобы обойти крышку по краю, обошел меня спереди по краю сцены и гордо удалился, когда я уже заканчивала играть с торчащей крышкой рояля. Вот такой получился исторический номер, как будто хорошо отрепетированный и, главное, весь уложившийся во время нашей игры.

Вот еще один случай, когда я опять убедилась, что Иосиф — это человек безграничного таланта, ответственности и невероятной преданности своему делу. Когда Иосиф уезжал в Германию на операцию, мы встретились с ним в Кремле во время президентского приема. Мы там должны были записывать диск. И он мне, как близкому человеку, подробно рассказал о том, что ему предстоит. Я, не подавая вида, что меня потрясло услышанное, спросила, можно ли ему звонить в больницу. Он разрешил, и я звонила ему все эти недели, пока он лежал в реанимации.

Когда Йося запел «Алешу», зал зарыдал

А потом мы встретились в первой студии ГТРК, которой больше не существует. Заранее договорившись так: после его прибытия из Германии я прилетаю с гастролей и прямо из аэропорта еду на звукозапись. Созвонились — и он сказал: «Я еду!» И вот в студии появляется Иосиф, совсем как мальчик. Он похудел, по-моему, на 25 кг. Мы расцеловались — и тут же к микрофону. Начали. «Только без дублей», — бросил он. И мы записали девять военных песен. Пел он потрясающе! Я предложила: «Может, выпьем чаю?» — «Нет, нет, нет, сначала надо все сделать». И мы все замечательно записали!