Иосиф Кобзон. Мгновения…

Мы назвали этот концерт Прерванный концерт. Иосиф Давыдович обещал публике, что он приедет и допоет. Но те люди в Киеве, от которых зависело решение о проведении концерта, не очень хотели вновь видеть певца и ставили всяческие препоны. И, как мы позже узнали, это был намеренный поджог, а не случайная техническая неполадка. Нам многократно отказывали, но в итоге все-таки разрешили, но с одним условием — концерт будет не в зале «Украина», а в каком-то другом месте. Но тут Иосиф Давыдович занял жесткую принципиальную позицию: «Никаких других площадок. Концерт должен быть завершен там, где он прервался». После длительных непростых переговоров наконец разрешили провести концерт в зале «Украина». 18 апреля 2008 года, почти год спустя. Он так и назывался «Благотворительный концерт „Иосиф Кобзон… продолжение концерта“». И в этом — весь Кобзон. Он должен выполнить свое обещание. Он все должен довести до конца.

Михаил Жванецкий (1934–2020 гг.) писатель-сатирик, народный артист РФ

Кобзон был абсолютно хладнокровный, храбрый, сдержанный и просто великий человек. Я не говорю о голосе, я не говорю о певце… Человек, который вывел из «Норд-Оста» от террористов женщин, проявил огромное мужество. Тогда я понял, что такое настоящее мужество — просто спокойствие.

…Он прекрасно пел, с таким большим достоинством. С таким же достоинством он появлялся у руководства и мог помочь любому. Он Карцеву, Ильченко помог с квартирами. Он помогал всем людям. Мне было нечего просить у него, потому что я сам был кумиром этих некоторых начальников.

…И я точно знал, что если Иосиф Давыдович говорит, то надо всегда к нему прислушиваться. Всегда прислушиваться, потому что он знает, что говорит. «Миша, когда мы поем с комсомольцами комсомольские песни каждую неделю, приходи, — приглашал он меня. — Надо приходить петь». Я хоть не прихожу, но все равно знаю, что надо приходить. Я всегда после этого разговора ухожу и все время думаю, что же это такое, может, я что-то пропускаю? Новый президент, выборы прошли, страна неизвестно куда пойдет, вдруг какой-то переворот? Уже поют комсомольские песни, а я почему-то поехал домой в этот острый момент.

А я знаю, что такое комсомольские песни в лесу петь. Я это знаю, потому что однажды был в Переделкине. База ЦК ВЛКСМ — туда приглашали артистов, космонавтов, были большие банкеты. Пастухов был секретарем ЦК ВЛКСМ, Мишин был секретарем ЦК ВЛКСМ. Мы сидели там иногда. Я при комсомоле был. Они все были такие подвижные. Довольно демократичные. Я сидел рядом с Сергеем и Таней Никитиными.

О чем мы тогда могли говорить? Где лекарства добыть? Как родственника прописать? Где что достать? Как телефон маме поставить? Вдруг Таня как мне в лицо запоет! Вам когда-нибудь пели в лицо? Вот посреди разговора вдруг человек поет в лицо: «А Ленин такой молодой…» Я говорю: «Чего?» Она продолжает: «…и юный Октябрь впереди». Я говорю: «Ты что, сдурела?» В это время мне кто-то кладет руку на плечо. Смотрю — Михаил Николаевич Пастухов: «Михаил Михайлович, все поют уже давно. А Вы разговариваете». И вы знаете, все уже давно поют, а я разговариваю. Песня у меня огнем уже горит в груди. До сих пор. И, когда поет Иосиф Давыдович комсомольские песни, нужно срочно присоединяться…

Виктор Куллэ поэт, переводчик, сценарист

О Кобзоне есть конкретная история, которой я был свидетелем. Когда еще только проектировали памятник Булату Окуджаве и думали о его месте установки, в какой-то момент утвержденные планы начали рушиться. Слишком уж место подобрали лакомое: у кого-то возникла идея устроить там автостоянку. А памятник Булату поставить за спиной МИДа, на углу с Денежным переулком. По невнятным слухам, за идеей стояло лобби Церетели: то ли тот обижался, что Ольга Окуджава предпочла его проекту работу Франгуляна, то ли дело впрямь в автостоянке на Арбате (учитывая место — даже не золотой, а бриллиантовой). В СМИ стартовала информационная кампания. Дивным образом даже старинные друзья неожиданно стали выступать с поддержкой идеи переноса. Причем все хором, кроме разве что Георгия Степановича Кнабе (помню, дико прозвучала статья Сигурда Оттовича). Ольга Владимировна была в отчаянии.

Дальше (близко к тексту) с ее слов.

«Захожу в лифт, со мной заходит Боровик-старший. А у меня слезы на глазах. Генрих спрашивает:

— Оля, что случилось?

— Да вот, все Булата обижают. Даже памятник по-человечески поставить не хотят.

Не успела я войти в квартиру — звонок:

— Оля, это Кобзон. Мне сказали, что Булата обижают. Чем могу помочь?

Я рассказала все как есть. Он пообещал, что придет на завтрашнее заседание градостроительной комиссии и решит вопрос. Если честно — я не особо поверила, что это в его силах».

Окончание истории зрел собственными глазами — Ольга Владимировна позвала сходить на комиссию вместе с ней, для поддержки.