Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

А о Сталине Булгаков, кроме «Батума», создал еще одно произведение, только устное. В 60-е годы Елена Сергеевна по памяти записала шуточную сценку, в которой Михаил Афанасьевич спародировал свои отношения с Иосифом Виссарионовичем, в частности первое письмо и телефонный разговор, а также обстоятельства появления в «Правде» 28 января 1936 года статьи «Сумбур вместо музыки», за которой вскоре последовала другая, роковая для булгаковского «Мольера» статья. Здесь Сталин действительно живой, полнокровный, хотя и юмористический герой. Он с полным презрением относится к коллегам по Политбюро, а к Булгакову относится покровительственно. Тот предстает перед генеральным секретарем примерно в том же виде, в каком появляется в «Грибоедове» пострадавший от Воланда и его свиты поэт Иван Бездомный – босым и оборванным. Одеты на нем «старые белые полотняные брюки, короткие, сели от стирки… рубаха расхристанная с дырой, волосы всклокочены». Сталин обращается к подчиненным: «Что такое? Мой писатель без сапог? Что за безобразие! Ягода, снимай сапоги, дай ему!» В конце концов Сталин устраивает постановку булгаковской пьесы во МХАТе:

«СТАЛИН. Я, конечно, не люблю давить на кого-нибудь, но мне кажется, это хорошая пьеса… Что? По-вашему тоже хорошая? И вы собираетесь ее поставить? А когда вы думаете? (Прикрывает трубку рукой, спрашивает у Миши.) Ты когда хочешь?

БУЛГАКОВ. Господи! Да хыть бы годика через три!

СТАЛИН. Ээх!.. Я не люблю вмешиваться в театральные дела, но мне кажется, что вы (подмигивает Мише) могли бы ее поставить… месяца через три… Что? Через три недели? Ну, что ж, это хорошо. А сколько вы думаете платить за нее?.. (Прикрывает трубку рукой, спрашивает у Миши.) Ты сколько хочешь?

БУЛГАКОВ. Тхх… да мне бы… ну хыть бы рубликов пятьсот!

СТАЛИН. Аайй!.. Я, конечно, не специалист в финансовых делах, но мне кажется, что за такую пьесу надо заплатить тысяч пятьдесят. Что? Шестьдесят? Ну, что ж, платите, платите! (Мише.) Ну, вот видишь, а ты говорил…»

После этого Сталин «прямо не может без Миши жить – все вместе и вместе». Но однажды Булгаков уезжает в родной Киев – недельки на три, и «Сталин в одиночестве тоскует без него.

– Эх, Михо, Михо!.. Уехал. Нет моего Михо! Что же мне делать, такая скука, просто ужас!.. В театр, что ли, сходить?.. Вот Жданов все кричит – советская музыка! советская музыка!.. Надо будет в оперу сходить!» Следует коллективный поход Политбюро в театр. За Ждановым в Ленинград посылают «самый скоростной самолет». Срочно прилетевший «сидящий на культуре» соратник становится мишенью для сталинской иронии: «Ну, вот, молодец! Шустрый ты у меня! Мы тут решили в оперу сходить, ты ведь все кричишь – расцвет советской музыки! Ну, показывай! Садись. А, тебе некуда сесть? Ну, садись ко мне на колени, ты маленький». Наутро в «Правде» появляется редакционная статья «Сумбур вместо музыки» с осуждением оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Эта статья, по Булгакову, будто бы представляет собой протокол совещания членов Политбюро, состоявшегося прямо в аванложе:

«СТАЛИН. Я не люблю давить на чужие мнения, я не буду говорить, что, по-моему, это какофония, сумбур в музыке, а попрошу товарищей высказать совершенно самостоятельно свои мнения. Ворошилов, ты самый старший, говори, что ты думаешь про эту музыку?

ВОРОШИЛОВ. Так что, вашество, я думаю, что это – сумбур.

СТАЛИН. Садись со мной рядом, Клим, садись. Ну, а ты, Молотов, что ты думаешь?

МОЛОТОВ. Я, вваше ввеличество, ддумаю, что это ккакафония.

СТАЛИН. Ну, ладно, ладно, пошел уж заикаться, слышу! Садись здесь около Клима. Ну, а что думает наш сионист по этому поводу?

КАГАНОВИЧ. Я так считаю, ваше величество, что это и какофония и сумбур вместе!

СТАЛИН. Микояна спрашивать не буду, он только в консервных банках толк знает… Ну, ладно, ладно, только не падай! А ты, Буденный, что скажешь?

БУДЕННЫЙ. (поглаживая усы). Рубать их всех надо!

СТАЛИН. Ну, что ж уж сразу рубать? Экий ты горячий! Садись ближе! Ну, итак, товарищи, значит, все высказали свое мнение, пришли к соглашению. Очень хорошо прошло коллегиальное совещание. Поехали домой.

Все усаживаются в машину. Жданов растерян, что его мнения не спрашивали, вертится между ногами у всех. Пытается сесть на старое место, то есть на колени к Сталину.

СТАЛИН. Ты куда лезешь? С ума сошел? Когда сюда ехали, уж мне ноги отдавил! Советская музыка!.. Расцвет!.. Пешком дойдешь!»