Но информация о раскулачивании все равно распространялась по стране. Могла ли власть положиться на армию, которую приходилось использовать для подавления крестьянских выступлений в разных частях страны?
В марте 1929 года вспыхнуло вооруженное восстание в Аджаристане. Поводом стала кампания борьбы с исламом, когда пытались искоренить давние обычаи и традиции.
Восставшие арестовали руководство республики.
8 марта 1929 года в ОГПУ Москве было получено секретное сообщение:
«Седьмого марта в Аджаристане в Хулинском уезде вдоль бассейна реки Чвана в ряде селений возникло волнение среди аджарий-цев под предлогом протеста против закрытия медресе, снятия чадры.
Телеграфная и телефонная связь с местом события прервана. Выехавшие в район волнения ПредСНК Аджарии Гогоберидзе и ПредЦИК Сурманидзе вместе с группой ответственных работников и чекистов попали в руки бандитов. Положение становится серьезным».
Восстание подавлялось вооруженной силой.
12 марта в Москву пришла следующая телеграмма:
«В результате столкновения с повстанцами близ Цхморши, Хичаури, Чвани, Рикеты, а также в районе заставы Хулинской комендатуры с нашей стороны убито пятеро, раненых девять. Противник имеет примерно такие же потери».
Там развернулись настоящие боевые действия с привлечением регулярной армии.
22 марта: «Заккрайком ВКП(б) принял решение для ликвидации повстанческого движения в Хулинском уезде использовать войска в размере двух батальонов в Батуме, одной роты в Ахалцыхском...»
25 марта: «Наши потери за 24 марта — двое раненых. Потери противника по неполным данным: убито шестеро, раненых двое, пленных двадцать девять».
25 марта политбюро приняло решение:
«а) Предложить Заккрайкому ликвидировать в Аджаристане контрреволюционное восстание всеми доступными мерами.
б) Обязать Орахелашвили (первый секретарь Закавказского краевого комитета партии. —
в) Предложить ЦК Азербайджана воздержаться от проведения декрета о снятии чадры.
г) Признать абсолютно недопустимыми какие бы то ни было меры насилия и административного нажима в отношении борьбы с религиозными предрассудками масс».
В ходе военной операции два десятка человек были убиты, более двухсот крестьян перешли в соседнюю Турцию, остальные разбежались. Причем все тщательно скрывалось. Даже главе правительства Алексею Ивановичу Рыкову о восстании в Аджаристане стало известно с большим опозданием.
На объединенном пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 года Рыков говорил с возмущением:
— Ни я, ни другие члены политбюро, кроме товарищей Ворошилова и Сталина, не были об этом уведомлены. Откуда-то многие узнали о факте восстания в Аджарии и стали обращаться ко мне с вопросами о том, правда ли, что председатель Совнаркома и председатель ЦИКа Аджарии попали в руки восставших. Я им отвечал: «Вы с ума сошли, это ложь!»
Когда выяснилось, что Рыкову просто ничего не сообщали, он потребовал от ОГПУ справку о том, почему от него скрыли факт аджаристанского восстания.
Заместитель председателя ОГПУ Генрих Григорьевич Ягода немедля написал короткую записку:
«
Сообщение об аджарских волнениях было мной послано по парт-линии в Секретариат ЦК ВКП(б) и Наркомвоену тт. Ворошилову и Уншлихту. Несвоевременная посылка указанного сообщения вам является оплошностью с моей стороны».
Ягода действовал не по собственной инициативе. Он знал, как Сталин относится к главе правительства.
Генсек рассматривал Алексея Рыкова, разумного человека и умелого администратора, как своего соперника. Понимал, что Рыков, русский, крестьянский сын, выигрышно смотрится на фоне говорящего с сильным акцентом грузина. Хотя первоначально они ладили. Хрущев вспоминал, как на XV партийном съезде в декабре 1927 года делегация металлистов Сталинграда передала в президиум съезда стальную метлу.
Председательствовал на заседании Рыков. Он взял метлу и сказал:
— Я передаю эту метлу товарищу Сталину, пусть он выметает ею наших врагов.
Алексей Иванович широко улыбался. Зал смеялся и аплодировал.
Рыков призывал к разумной экономической политике. Он был противником ограбления крестьян, проходившего под лозунгом сплошной коллективизации и раскулачивания. В неприятии сталинской политики в деревне Рыков выступал вместе с двумя другими членами политбюро — главным редактором «Правды» и руководителем исполкома Коминтерна Николаем Ивановичем Бухариным и лидером профсоюзов Михаилом Павловичем Томским.
Сталин пытался приуменьшить значение народных выступлений. Выступая на пленуме, он пренебрежительно говорил: