Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

Разрозненные восстания крестьян едва не переросли в повстанческое движение по всей стране. Возник вопрос — можно ли использовать воинские части для подавления крестьянских в основном восстаний?

Сталин запретил прибегать к помощи Красной армии в борьбе с восставшими, поскольку армия сама была крестьянской, и он боялся, что вчерашние крестьяне повернут оружие против власти.

Ворошилов конечно же не хотел признавать, что в вооруженных силах не все благополучно, и на пленуме ЦК с обидой говорил:

— Товарищ Рыков на московском активе сослался на мою с,ним беседу и заявил, что вот Ворошилов, или, как они меня назвали дружески, Клим, будто бы сказал, что в настоящее время Красная армия за нас, но если дальше продолжатся те методы хлебозаготовок, которыми мы пользовались, то армия может повернуть против нас. Мы не расходимся во взглядах ни с Томским, ни с Бухариным, ни с Рыковым насчет того, что мы должны между собой откровенно говорить обо всем, о чем думаешь. Но мне кажется, что товарищ Рыков поступил неправильно, когда он частную беседу со мной вынес на трехтысячное собрание. Он поступил вдвойне неправильно потому, что он неточно передал мой разговор с ним. Когда он задал вопрос, что делается в армии (а он, как председатель Совнаркома, обязан интересоваться положением в РККА), я ответил, что сейчас, невзирая на то что мы переживаем в армии отражение затруднений, связанных с хлебозаготовками, армия крепка, боеспособна и является надежной опорой диктатуры пролетариата. Конечно, в армии есть в некоторых слоях недовольство, есть и единичные случаи кулацкой агитации, но они нами легко ликвидируются...

4 мая 1933 года Ягода переправил Сталину спецсообщение особого отдела о настроениях в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии:

«С декабря прошлого года по март текущего года в армии наблюдалось нарастание и обострение отрицательных политнастроений... По своему характеру отрицательные политнастроения красноармейского состава представляют из себя в большинстве недовольство коллективизацией и продтоварными затруднениями и порождаются зачастую документами с сообщением из деревни о «голодовке в селах».

Под их влиянием отдельные красноармейцы высказывают нежелание служить и защищать СССР в случае войны».

«Сколько раз мы проваливали Сталина!»

Ворошилову не раз приходилось оправдываться. То ходили слухи, что он «метит в Бонапарты» и представляет угрозу для социализма. То, напротив, его принимались критиковать за то, что он поддерживает Бухарина и выступает против генеральной линии партии.

Ворошилов действительно дружил с Николаем Ивановичем, но против Сталина не шел и от своего друга Бухарина впоследствии отрекся. Хотя в двадцатых годах дискуссии на политбюро еще были делом обычным.

Ворошилов с гордостью говорил на пленуме:

— Я вам скажу — ни с кем я столько не ругался, ни с кем я столько раз не вступал в схватки, как со Сталиным! Можете меня прорабатывать как угодно, но я заявляю, что никогда не боялся ни Сталина, ни Рыкова, ни даже Ленина. Когда то или иное предложение Ленина мне казалось нецелесообразным, я всегда голосовал против него... Члены политбюро знают (пусть кто-нибудь это опровергнет), сколько раз мы проваливали Сталина по весьма крупным вопросам, пусть мне кто-нибудь скажет, что Сталин не подчинялся принятым решениям и не проводил их в жизнь...

Конфискация хлеба в деревне и сворачивание частной торговли привели к перебоям с продовольствием и в городах. Весной 1928 года по крупным городам прокатилась волна рабочих выступлений, громили магазины, избивали милицию. 15 мая 1928 года в Семипалатинске женщины ворвались в горисполком, требуя выдачи муки. Собралась пятитысячная толпа безработных, они требовали помощи. В апреле волнения начались в Ленинграде, в мае — в Москве.

Страдания людей не находили ни малейшего отклика у высшего руководства страны. Как и другие крупные партийные чиновники, нарком Ворошилов быстро оторвался от реальной жизни и преспокойно обрекал сограждан на тяжкие испытания.

Когда Рыков предлагал купить хлеб за границей (причем это можно было сделать по низкой цене), чтобы накормить голодающий народ, Ворошилов решительно запротестовал и высказался в пользу введения карточек, то есть рационирования продовольствия. На пленуме ЦК наркомвоенмор доказывал:

— Мы должны, конечно, повысить рацион, довести его до необходимой потребности, но тем не менее порядок распределения, который мы установили, нужно будет оставить и впредь.

Кто-то в зале поддержал наркома:

— Правильно!

— Почему нападают на карточки, — удивлялся Ворошилов, — откуда видно, что это плохое мероприятие?

Голос в зале:

— Ничего плохого в карточках нет!

Принципиальное решение ввести карточную систему было принято на заседании политбюро 6 декабря 1928 года под предлогом борьбы против закупок хлеба на корм скоту и для «сокращения расхода хлеба для непролетарского населения».

Прежде всего карточки появились в Москве и Ленинграде, где стояли длинные очереди.

7 марта 1929 года политбюро решило: