Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

Решениями президиума ЦК от 5 января и 6 мая 1961 года была создана комиссия для изучения материалов о причинах и условиях возникновения «дела Тухачевского». Комиссия, в которую входили руководители комитета партийного контроля, КГБ и прокуратуры, работала долго и основательно.

Летом 1964 года член президиума ЦК и председатель Комитета партийного контроля Николай Михайлович Шверник представил результаты работы Хрущеву. Это объемный документ, основанный на всех материалах, которые в тот момент были найдены в советских архивах.

«Дело Тухачевского» рассматривалось и при Ельцине президентской комиссией по реабилитации под руководством академика Александра Николаевича Яковлева.

Нигде, ни на одной странице этого многотомного дела нет и упоминания о том, что следствие в 1937 году располагало таким важнейшим доказательством, как «досье Тухачевского» из немецкого Генерального штаба. И в архивах нет следов «папки Гейдриха».

Само предположение о том, что машина репрессий нуждалась в доказательствах, свидетельствует о непонимании сталинского менталитета. Для того чтобы провести гигантскую чистку армии, Сталин не нуждался в немецких подсказках!

Армия не могла избежать судьбы, уже постигшей все общество. Ценнейшее свидетельство на сей счет — записи разговоров с Молотовым, сделанные поэтом Феликсом Чуевым. В подлинности суждений бывшего председателя Совнаркома сомневаться не приходится. То, что другим кажется преступлением, Феликс Чуев полагал за добродетель, поэтому ничего не приукрашивал, записывал монологи Молотова дословно.

Вячеслав Михайлович и сорок лет спустя продолжал говорить, что считает Тухачевского «очень опасным военным заговорщиком, которого только в последнюю минуту поймали».

Что же Молотов считал главным преступлением Тухачевского?

— Создавал группу антисоветскую, — ответил Вячеслав Михайлович.

— Но ему приписывали, что он был немецким шпионом, — подал реплику Феликс Чуев.

Если бы существовало досье, указывавшее на связь Тухачевского с немецким Генеральным штабом, мог ли Молотов, в предвоенные годы второй после Сталина человек в кремлевской иерархии, не знать о нем? Память у Молотова была прекрасная. Но он не обнаружил знакомства с немецким досье. Вот что он ответил:

— До 1935 года Тухачевский побаивался и тянул, а начиная со второй половины 1936-го или, может быть, с конца 1936-го он торопил с переворотом. И откладывать никак не мог. И ничего другого, кроме как опереться на немцев. Так что это правдоподобно...

Точное слово нашел Вячеслав Михайлович Молотов: «правдоподобно». То есть все это — липа, но сделали так, что люди поверили. На Лубянке были большие мастера по этой части.

Рапорт Артузова

Контрразведывательные подразделения госбезопасности взяли на оперативный учет Тухачевского и многих других военачальников после того, как убрали из армии Троцкого. Всех, кого он выдвинул в Гражданскую войну, сочли «неблагонадежными». К Тухачевскому сразу приклеили ярлык «бонапартиста»...

Страх перед военными был сильным.

Маршал Матвей Васильевич Захаров вспоминал, как в 1925 году он, молодой командир, поступал в Военную академию РККА. Председателем мандатной комиссии был Ворошилов. Один из членов комиссии, заместитель начальника политуправления Красной армии Михаил Маркович Ланда, спросил:

— Как, может быть у нас в стране бонапартизм?

«Я был молодой, горячий, — вспоминал Захаров, — и на этот возмутительный вопрос буквально ударил кулаком по столу и резко ответил: какой может быть бонапартизм? У нас руководящей силой в стране является партия.

Климент Ефремович, повернувшись к Ланде, сказал:

— Что, съел?»

В 1937 году армейского комиссара 2-го ранга Ланду, который к тому времени был ответственным редактором газеты «Красная звезда», арестовали как участника антисоветского военно-фашистского военного заговора и на следующий год расстреляли. Но ни в 1925-м, ни в 1937-м опасности военного заговора не существовало...

Разработка Тухачевского продолжалась годами. Его, как и других видных военачальников, плотно окружали осведомители НКВД. Причем некоторые их сообщения были фантастическими.

Агент Зайончковская, дочь бывшего генерала царской армии, который тоже стал агентом ОГПУ (это было своего рода семейное дело), сообщила своим начальникам в 1934 году:

«Из среды военной должен раздаться выстрел в Сталина... Выстрел этот должен быть сделан в Москве и лицом, имеющим возможность близко подойти к т. Сталину или находиться вблизи его по роду своих служебных обязанностей».

Тогдашний начальник особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД Марк Исаевич Гай написал на донесении:

«Это сплошной бред глупой старухи, выжившей из ума».

Несмотря на мнение главного военного контрразведчика, донесения Зайончковский продолжали ложиться в дело Тухачевского. Сотрудники военной контрразведки неустанно искали в военной среде заговорщиков. Уверенность в том, что бывшие царские офицеры не могут не замышлять военного переворота против советской власти, не покидала чекистов.

В одном из документов, отправленных НКВД руководству страны, говорилось: