Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

«Вам не предоставлено права приказывать прокурору военного округа прекращать дела. Поэтому мною отдано распоряжение дело о Примакове следствием продолжить и по окончании производства направить мне для представления в Президиум ВЦИК».

Фрунзе пришлось подчиниться. Следствие было проведено. Но Примакова даже не стали судить. Президиум ВЦИК учел его заслуги и дело прекратил...

В 1925 году Виталия Примакова командировали в Китай военным советником, потом назначили военным атташе в Афганистан, причем он во главе отряда особого назначения помогал правительству подавлять мятежные войска.

В 1929 году его отправили военным атташе в Японию, в 1931-м послали учиться в Германию. С мая 1935-го Примаков был заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа. Его арестовали 14 августа 1936 года. Он держался мужественно и нужные следствию показания стал давать только 8 мая 1937-го.

Комкор Витовт Казимирович Путна служил в царской армии прапорщиком, Гражданскую войну окончил начальником 27-й Омской стрелковой дивизии. В 1924—1925 годах (как и Примаков) был советником в Китае. Затем возглавил Управление военно-учебных заведений РККА. В 1927-м был назначен командиром 2-го стрелкового корпуса, но в том же году уехал военным атташе в Японию. Оттуда его перевели в Финляндию, а в 1929-м в Германию. В 1932— 1934 годах Витовт Путна командовал Приморской группой войск Особой Краснознаменной Дальневосточной армии под руководством Блюхера. В июле 1934 года Путну отправили военным атташе в Англию.

Путну отозвали в Москву под предлогом срочного доклада наркому и участия в военных учениях. 20 августа, через неделю после Примакова, тайно арестовали.

После Путны и Примакова в сентябре взяли еще нескольких командиров — комкора Семена Абрамовича Туровского, заместителя командующего войсками Харьковского военного округа, комдива Дмитрия Аркадьевича Шмидта, командира 8-й механизированной бригады, комдива Юрия Владимировича Саблина, коменданта Летичевского укрепленного района, комбрига Михаила Осиповича Зюка, командира 25-й Чапаевской дивизии, полковника Исая Львовича Карпеля, начальника штаба 66-й стрелковой дивизии, и майора Бориса Ивановича Кузьмичева, начальника штаба 18-й авиационной бригады.

Выбитые показания представили Ворошилову как свидетельство заговора против него лично.

Кампания арестов была неожиданностью для Ворошилова.

В ноябре 1936 года он просил Сталина назначить Уборевича заместителем наркома, Левандовского — командующим Белорусским военным округом, Седякина — командующим Закавказским округом, Эйдемана — начальником Управления противовоздушной обороны РККА. За полгода до начала массовых репрессий в вооруженных силах нарком считал возможным выдвинуть на крупные посты людей, которых вскоре обвинят в том, что они давным-давно работают на иностранные разведки и замышляют заговоры.

Когда арестовали летом 1936 года майора Кузьмичева, он обратился к Ворошилову с просьбой о помощи.

Кузьмичев, награжденный двумя орденами Красного Знамени (редкое отличие по тем временам), когда-то голосовал за Троцкого и потому был у чекистов на примете.

Через десять дней непрерывных допросов он подписал показания о том, что в 1935 году получил задание убить Ворошилова, когда нарком приезжал в Киев на маневры. С помощью других троцкистских агентов Кузьмичев проник в здание Киевского театра оперы и балета, где происходил разбор маневров, и будто бы готовился застрелить наркома. Но не выстрелил, потому что ему помешали...

История, придуманная чекистами от первого до последнего слова, произвела впечатление на Ворошилова и помогла ему убедить себя в том, что те, кто служил под его началом, кого он продвигал, повышал в звании, представлял к наградам, на самом деле были замаскированными врагами.

Нарком в буквальном смысле переступил через своих боевых товарищей, отверг просьбы о помощи, которые исходили от людей, которых он прекрасно знал. Не пожелал за них вступиться, хотя еще недавно красиво говорил, что надо защищать честное имя красноармейца.

Командиры Красной армии и раньше обращались за помощью к Ворошилову. Ему писали родственники арестованных командиров. Иногда они сами — из тюрем и лагерей. Некоторым удавалось сообщить, что их подвергают пыткам, они напоминали о совместной службе, просили помочь, выручить из беды.

Доктор исторических наук Вадим Захарович Роговин пишет, что поначалу Ворошилов щадил тех, кого знал, и не давал согласия на их арест. А когда ему приносили показания командиров, которые признавались, что планировали убить его самого, нарком уже без возражений давал санкцию на арест.

Комдив Дмитрий Аркадьевич Шмидт, в дивизии которого командовал полком будущий маршал Жуков, написал наркому из тюрьмы:

«Дорогой Климентий Ефремович!

Меня арестовали и предъявили чудовищные обвинения, якобы я троцкист. Я клянусь Вам всем для меня дорогим — партией, Красной Армией, что я ни на одну миллионную не имею вины, что всей своей кровью, всеми мыслями принадлежу и отдан только делу партии, делу Сталина.