Майский, как ему и было приказано, сделал доклад, в котором в общих чертах осветил позицию Советского Союза по вопросу репараций. Во-первых, Германия должна выплачивать репарации не в денежной, а в имущественной форме. Во-вторых, Германия должна выплачивать репарации в конце войны – в форме массового изъятия из ее национальных запасов заводов, оборудования, транспорта и инструментов, а впоследствии – в форме ежегодных поставок продукции. В-третьих, Германия должна быть разоружена экономически репарациями, только пятая часть ее довоенной тяжелой промышленности должна остаться нетронутой. В-четвертых, репарации должны быть выплачены в течение 10 лет. В-пятых, для осуществления плана репараций экономику Германии должны в течение длительного времени строго контролировать Великобритания, США и СССР. В-шестых, все страны-союзники, которым Германия нанесла ущерб, должны быть удовлетворены путем репараций, при этом главным принципом должен быть следующий: страна, понесшая больше всего ущерба, должна получать больше всего выплат, однако это ни в коем случае не подразумевает полной реституции. Когда речь зашла о сумме репараций для Советского Союза, Майский решил перестраховаться и сказал, что она должна составлять не менее 10 млрд долларов. В заключение он предложил создать англо-американо-советскую комиссию по репарациям, которая должна встречаться в Москве для обсуждения подробностей плана.
За докладом последовало обсуждение, в ходе которого Черчилль и Рузвельт заявляли, что опыт Первой мировой войны заставляет сомневаться в том, насколько разумно пытаться добиться у Германии репараций, но оба согласились с необходимостью создать комиссию по репарациям. В конце заседания Черчилль язвительно заметил, что, по его мнению, репарационный план должен основываться на принципе «каждому по потребностям, а от Германии по ее силам». Сталин ответил, что «предпочитает другой принцип: каждому по заслугам»25. В окончательный вариант протокола конференции были включены основные положения советского репарационного плана, однако, по настоянию Черчилля, никаких конкретных цифр там указано не было. Упоминалась цифра 20 миллиардов долларов как общая сумма репараций (из которой СССР должен был получить половину), но только для дальнейшего обсуждения комиссией по репарациям.
На третьем пленарном заседании 6 февраля «Большая тройка» обсудила вопрос права голосования великих держав в будущей Организации Объединенных Наций. Сталин подчеркнул, что установленная процедура должна быть продумана таким образом, чтобы избежать расхождений между великими державами, и что нужно создать такую организацию, которая могла бы гарантировать мир по меньшей мере на следующие 50 лет. Это первое обсуждение не привело ни к каким определенным результатам, однако в дальнейшем в ходе конференции вопрос о голосовании был решен в порядке соглашения, принятием принципа единогласия великих держав, которого по сей день придерживается Совет Безопасности ООН. Было также решено, что на учредительную конференцию ООН в Сан-Франциско может быть приглашена любая страна, которая до конца текущего месяца объявит войну Германии. Эта уловка была придумана Черчиллем для того, чтобы дать возможность попасть на конференцию Турции (Анкара объявила войну Германии 23 февраля 1945 г.). При этом на конференцию решено было не допускать страны, сохранившие нейтралитет (такие, как Ирландия), но не оказавшие поддержки, которую они, по мнению британского премьер-министра, должны были оказать26.
Гораздо более щекотливым был поднятый Черчиллем 6 февраля польский вопрос – более конкретно, вопрос о признании просоветски настроенных «люблинских поляков» в качестве Временного правительства Польши (сама формулировка вопроса была не совсем правильной, потому что к этому времени ПКНО переехал в Варшаву). Как Черчилль, так и Рузвельт хотели, чтобы вместо так называемого люблинского правительства было создано временное правительство на более широкой основе, которое отражало бы общественное мнение в Польше. В ответ Сталин выступил с решительной поддержкой политики СССР по польскому вопросу, отметив, что возрождение сильной и независимой, но дружественной Польши для СССР является жизненно важным вопросом безопасности. Кроме того, он утверждал, что «новое варшавское правительство… имеет никак не меньшую демократическую базу, чем, например, правительство де Голля»27. Последнее утверждение Черчилль оспорил, сказав, что его поддерживает не более трети польского народа28.