В Европе эту сложную ситуацию, связанную с восстановлением мощи Германии и с его опасениями по поводу непоследовательных действий западных союзников, Сталин был намерен решить путем создания долгосрочного альянса славянских государств. На Дальнем Востоке решением было создание прочного советско-китайского альянса. Еще одна параллель с событиями в Европе касалась роли китайских коммунистов в предлагаемой Сталиным схеме послевоенной ситуации на Дальнем Востоке. Сталин побуждал китайских коммунистов (так же, как и европейских) создать национальный фронт борьбы с общим врагом – в этом случае с Японией – и взять курс на установление после войны демократического прогрессивного режима. Для Мао и Коммунистической партии Китая принять такой политический курс было непросто, ведь они уже почти двадцать лет с переменным успехом вели гражданскую войну с националистским правительством Чан Кайши. Тем не менее, все говорит о том, что Мао принял предложенную Сталиным стратегию, если и не следовал всем его советам касательно тактики. Он, как и коммунисты Восточной Европы, осознавал многочисленные плюсы военного вмешательства СССР в войну против Японии110. Естественно, эта перспектива вызывала беспокойство Чан Кайши, но он успокаивал себя обещанием Сталина признать его режим как единственное законное правительство Китая. В одном из разговоров с Гарриманом Сталин в шутку назвал Мао и его товарищей «маргариновыми коммунистами». Посол понял это так, что они не настоящие коммунисты, а патриоты, которых больше всего заботят национальные интересы страны. Относительно Азии, как и относительно Европы, Сталин последовательно убеждал своих западных союзников в том, что «советизация» уже не числится на политической повестке дня Советского Союза.
На Потсдамской конференции Сталин сказал Трумэну, что будет готов начать нападение на Японию к середине августа. Трумэн был этим доволен. «Я получил то, зачем приехал, – признался он своей жене 18 июля. – Сталин начнет войну 15 августа и без всяких условий… Я бы сказал, что через год мы закончим войну, и я думаю обо всех мальчиках, которые не будут убиты. Это очень важно»111. Согласно английской версии записи беседы Сталина с Черчиллем 18 июля, «было ясно, что Россия намерена атаковать Японию вскоре после 8 августа. Маршал [Сталин] полагал, что это может произойти двумя неделями позже»112. Во время беседы с начальниками штабов Великобритании и США 24 июля Антонов сказал, что советские вооруженные силы будут «готовы к началу боевых действий во второй половине августа»113. Эти утверждения соотносились с данным советской стороной на Крымской конференции обещанием начать военные действия через два или три месяца после поражения Германии, с военными планами Советского Союза на Дальнем Востоке (которые еще не были приняты окончательно), а также с привычной для Сталина и Антонова тактикой предоставления западным союзникам более ранних дат начала наступательных действий Красной Армии – как из соображений безопасности, так и на случай непредвиденных обстоятельств (таких, как погодные условия).