О том, что они, дети, мало видели мать, вспоминала впоследствии, уже во взрослом возрасте её дочь Светлана, очень хвалившая при этом материнскую заботу об их с Василием воспитании и образовании: «Маму больше заботило другое (в отличие от отца, который любил заниматься хозяйственным обустройством семейной усадьбы-дачи, –
И далее: «Вся эта образовательная машина крутилась, запущенная маминой рукой, – мамы же никогда не было дома возле нас. В те времена женщине, да еще партийной, вообще неприлично было проводить время около детей. Мама работала в редакции журнала, потом поступила в Промышленную академию, вечно где-то заседала, а свое свободное время она отдавала отцу – он был для неё целой жизнью. Нам, детям, доставались обычно только её нотации, проверка наших знаний. Она была строгая, требовательная мать, и я совершенно не помню её ласки: она боялась меня разбаловать, так как меня и без того любил, ласкал и баловал отец…»
Почему-то так и хочется сказать: «Бедные, бедные дети», – несмотря на всех этих замечательных педагогов и воспитателей, гувернеров и гувернанток (то есть вполне буржуазную систему воспитания), которые, при всех своих талантах и способностях, никак не могли заменить детям мать, материнскую нежность и теплоту. Вряд ли много времени у неё оставалось и для мужа с такой-то занятостью.
Причем нельзя сказать, что от этой своей работы, обычной и общественной, она была в большом восторге. Впрочем, как и от семьи. Так, в 1926 году она писала по этому поводу своей новой родственнице Марии Сванидзе: «Я очень жалею, что связала себя опять новыми семейными узами (речь шла о предстоящем рождении Светланы, –
Да так ли был нужен семье этот её грошовый секретарский заработок? Можно подумать, что Сталин без него не смог бы прокормить свою семью. И уж, конечно, она не стала бы для него «бабой», менее любимой и дорогой, если бы эту не приносящую ей самой удовлетворения работу оставила. Нет, просто мама маленького Васьки была дитем своего времени, когда эмансипированные женщины новой страны стремились к новой жизни, наполненной самостоятельной, желательно творческой работой. Не творческая и не самостоятельная, пусть даже в секретариате Ленина или в редакциях таких известных изданий, тяготила. Но не менее тяготила и жизнь без работы – с семейными «бабскими» заботами. Тут, видимо, повлиял и пример родительской семьи, где, судя по юношеской переписке Надежды, бытовые заботы лежали на подросших дочерях, и где мать могла, закрутив роман с «товарищем по борьбе», на месяцы исчезать из дома. Последнего, кажется, больше всего боялся Сталин, позора измены он бы не вынес. Но измены не было, как бы ни пытались на неё намекать жадные до сенсаций современные беллетристы – Надежда любила и ревновала мужа не менее сильно, чем он её.