Иосиф Сталин. Отец народов и его дети

Умел, умел Иосиф Виссарионович, в отличие от многих и многих, учиться на своих ошибках – нагрубив раз Надежде Константиновне и получив в ответ знаменитое «Письмо к съезду», ставшее с тех пор чуть ли не главным обличением Сталина, он сделал выводы, обратившись едва ли не в образец выдержанности в отношениях с людьми. В том числе, видимо, и с собственной женой. Но людям ведь, как известно, не угодишь. Стал образцом выдержанности, лишь в крайне редких случаях повышая голос, – обвинили в коварстве, даже в иезуитстве.

Его старший сын, по младости возраста и незнанию всех обстоятельств жизни, естественно, тоже не понимал отца, не понимал, почему он позволяет «этой женщине» так вести себя, скандалить, даже уходить из дома, забрав с собой детей. Надо ведь вспомнить, в какие годы все это происходило – всё было на глазах взрослеющего Якова. Какой уж тут роман с мачехой! Вот неприятие её, оскорбленность за отца, причем какого отца – главного человека в государстве, – абсолютно понятное чувство. Это он, пусть еще юный, но все равно мужчина, мог, казалось ему, настаивать на своём в спорах с отцом, как в той же истории с женитьбой – в этих спорах он отстаивал себя как личность. Но жена… Жена должна быть верной половиной мужа, любящей, заботливой и преданной, ставящей свои желания и интересы на второе место. Да и могут ли быть сравнимы её интересы и желания с интересами Сталина, думающего обо всем государстве? Яков мог спорить с отцом, пытаться жить сам и по-своему, но не уважать его, не гордиться им не мог.

Не знал юный Яша и о болезни мачехи. Впрочем, что говорить о Яше, если о серьезности этой болезни не знал и сам Сталин, сверх меры поглощенный государственными делами. За что и корил себя потом всю оставшуюся жизнь, как пишет Светлана, иногда просто изводя её разговорами на эту тему. А болезнь была не только серьезной, но и смертельно опасной, как показал последующий ход событий.

«Шизофрения» – было записано в медкарте Ольги Евгеньевны, матери Надежды. О том, во что это выливалось в жизни, рассказала в своей книге её правнучка Галина Джугашвили.

«Наше постоянное место жительства (разумеется, место жительства летом, во время дачного сезона, – прим. авт.) «корпус № 2», небольшой и скромного вида, стоял далеко от реки и от дома с оленями… Правила им официально – сестра-хозяйка Анна Александровна, в белом халате, обходительная и робкая, а на деле – бабушка Ольга Евгеньевна Аллилуева, ставшая, благодаря отсутствию Светика, «грозою здешних мест»… Салфетка на столе имеет не должный оттенок, прибор на скатерти располагается, естественно, с уклоном в запретную сторону, в супе не хватает чего-то очень важного и т. д. и т. п. Славная Анна Андреевна теряет цвет лица, приближаясь к бабушкиным апартаментам, молоденькая подавальщица Клава рыдает в накрахмаленный передник, а тучный повар (бабушка периодически являлась с инспекцией на кухню) трепещет и заикается, без боя сдав высоты своего профессионального искусства».

Правда, теперь вроде бы принято считать, что эта душевная болезнь по наследству не передается. Вот только факты говорят о другом. И отнюдь не только факты из жизни семьи Аллилуевых, однако и из их тоже. У всех детей Павла Сергеевича и Ольги Евгеньевны судьба сложилась трагически: Надежда покончила жизнь самоубийством, Павел очень рано умер от сердечного приступа (по другим сведениям – от отравления), психика Федора не выдержала «испытания на прочность», которую своим бойцам во время Гражданской войны устроил Камо, Анна закончила жизнь в психиатрической больнице. Поэтому можно, конечно, писать о несовместимости политических взглядов Надежды Аллилуевой со взглядами Сталина и практикой жизни построенного им государства, можно предполагать, будто муж довел её до самоубийства своей грубостью и хамством или придумывать какие-то несуществующие романы, но не меньше оснований считать главной причиной ее самоубийства ее болезнь. Как и причиной ее странного отношения к мужу, к детям, просто к окружающим.

Одна из женщин, знавших Надежду Сергеевну, говорила: «Вообще заметно было, что она немножко «того». Как теперь говорят, с фиалками в голове». А её племянница Кира Политковская, дочка Павла, писала о тетке: «Тетя Надя держалась всегда очень скромно, но отстраненно. По характеру – очень скрытная, никого к себе особенно близко не подпускала. Бывало, пройдет в кухню прямо с улицы и, ни с кем не здороваясь, не снимая шляпы, молча начинает все ставить на свои места.

Создавалось впечатление, что Надежда Сергеевна не очень-то нуждалась в общении. Мама вспоминала, что она всегда была занята какими-то собственными мыслями».