Ёсико

Мне бы очень хотелось посмотреть, как проходили выборы Киси, этого вечно плетущего интриги бюрократа с безвольным подбородком и выпирающими зубами, который стоял у начала всего, что в Японии потерпело неудачу. А ведь признаки этого загнивания я мог бы заметить и раньше, в те далекие дни, когда был ослеплен своими наивными идеями. Возможно, идея преобразования Японии была обречены изначально, обречена из-за нашей надменности и ложных ожиданий. Как американцам вообще могло прийти в голову, что они могут так вот запросто взять древнюю культуру и, по мановению волшебной палочки генерала Макартура, переделать ее по своему собственному образу и подобию? Только люди с полным отсутствием чувства истории или чувства трагедии могли впасть в такую гордыню. Наверное, прав Тони Лукка: для японцев все равно, что мы, что банка с консервированной фасолью. Вся эта оккупация была не более чем рябью на поверхности океана японской истории.

И тем не менее мой старый друг Нобуо Хотта, чье лицо, казалось, избороздили все печали, пережитые его страной в XX веке, оставался на удивление оптимистичен даже в период охоты за коммунистами, в годы возвышения Киси. Самый неразговорчивый человек из всех, кого я знаю, он очень был очень оживлен, когда как-то ночью мы встретились, чтобы хорошенько выпить в «Паломе», его любимом маленьком баре на Синдзюку, рядом с храмом Ханадзоно. Стояла одна из тех самых волшебных ночей. Воздух после стольких дождей был подернут дымкой и походил на тончайшую кисею; вдоль аллей мерцали неоновые вывески баров. Где-то за общественным туалетом бренчал на гитаре бродячий музыкант. Было не очень поздно, несколько посетителей еще сидели в баре, болтали с Норико — мамой-сан и хранительницей чужих тайн.

— Киси? — переспросил меня Хотта. — Я знал Киси в Маньчжурии. Ты в курсе, что он был членом Клуба поклонников Ри Коран? Обаятельный, с прекрасными манерами, всегда улыбается, руки — нежные, как у женщины. В жизни не догадаешься, что именно он отвечал за то, чтобы тысячи китайских рабов до смерти надрывались на литейных заводах и угольных шахтах Маньчжоу-го. Но ты не волнуйся. Здесь он сам себя переиграл. Японский народ больше не обманешь. Он этого Киси скинет. Вы, американцы, думаете, что выберетесь сухими из воды, придушив нас этой удавкой Договора о безопасности? Думаете, мы позволим вам держать свои бомбардировщики на нашей земле и авианосцы в наших портах. Тут все не так просто. Киси не прочь подписать что угодно и отдать то, что принадлежит японцам по праву рождения, за горшок золота. Его не волнует, что Япония станет одной громадной базой американского империализма. Но японцы с этим не согласятся. Только не в этот раз! Если Киси подпишет договор, будет революция. Это важнейший момент в нашей истории, которого я ждал всю жизнь. Мы, знаешь ли, тоже можем быть бунтарями. Смотри внимательно, скоро грянет революция…

Мне не понравилось, как он сказал «вы, американцы», и я не преминул ему об этом заявить. Я тоже против Договора о безопасности. И ненавижу американскую спесь. Сначала мы молимся на демократический мир и превращаем японцев в нацию пацифистов, а потом говорим, что все это было ошибкой и мы должны стать союзниками в еще одной войне — против коммунистов. Я оскорблен этим не меньше Хотты. Он тут же извинился:

— Прости, Сидни. Я знаю, что ты один из нас.

Мы выпили за это виски, потом еще и еще, пока не вышли рука об руку в бархатный рассвет Синдзюку, как два старых товарища по борьбе, горланя «Интернационал» на японском.

От депрессий я все чаще спасался старым проверенным средством: ходил в кинотеатры и смотрел японские фильмы, один за другим. Я открыл для себя очарование их гангстерских фильмов. Ей-богу, чем бороться один на один с очередной бессонницей в своей постели, куда лучше сидеть в кинотеатре на ночном сеансе вперемежку с киноманами да пьяным сбродом и смотреть, как мои герои-якудза захватывают современный мир. Одной из таких ночей мне явился Кэнскэ Фудзии в его сериале «Меч правосудия». Фудзии был очень красив — особой задумчивой и мрачной красотой (много позже мне стало известно, что мы с ним были одного розлива, разве что ему нравились здоровенные американские мачо, которые метелили его на отдыхе в Гонолулу; хорошо, что его фанаты никогда об этом не узнали).