Иов, или Комедия справедливости

На следующее утро прибыла мексиканская армия. Перед ее приходом мы снова разгребали руины. Не стану говорить, что` мы там находили. Солдаты положили этому конец. Все гражданское население согнали на полуостров, подальше от разрушенного города, к железнодорожной станции за рекой. Там мы и ждали – новоиспеченные вдовы, мужья, только что лишившиеся жен, осиротевшие дети, раненые на самодельных носилках, люди с увечьями, но не потерявшие способности двигаться, люди без видимых ранений, но с пустым взором и безмолвные. Маргрете и мне повезло; мы мучились голодом и жаждой, перепачкались, и во время землетрясения набили себе синяков. Поправка: во время двух землетрясений.

Интересно, кто-нибудь испытал два землетрясения подряд?

Я не рисковал расспрашивать об этом. Похоже, я был уникальным свидетелем смены миров; Маргрета дважды переносилась со мной, потому что оба раза я крепко прижимал ее к себе. Были ли еще свидетели? А вдруг на «Конунге Кнуте» тоже были те, кто, как и я, старательно держал язык за зубами? Как спросить? «Извините, амиго, это тот самый город, что был тут вчера?»

Мы прождали на железнодорожной станции часа два; потом подъехала армейская цистерна, и каждому беженцу выдали по жестяной кружке воды. Солдат с примкнутым штыком наводил в очереди порядок.

На закате снова приехала машина с водой и буханками хлеба. Маргрета и я получили четверть буханки на двоих. Чуть позже же на станцию задним ходом подали состав; солдаты загоняли людей в вагоны, из которых одновременно что-то выгружали. Марге и мне повезло: нас втолкнули в пассажирский вагон – большинство остальных попали в товарные.

Поезд пошел на север. Нас не спрашивали, хотим мы туда ехать или нет; у нас не требовали денег за проезд; Масатлан эвакуировали целиком. До тех пор, пока не восстановят систему водоснабжения, Масатлан будет принадлежать только крысам и мертвецам.

Нет смысла описывать наше путешествие. Поезд шел, мы страдали. В Гуаймасе железнодорожная ветка круто сворачивала с побережья вглубь материка, а потом тянулась через Сонору до Аризоны, по местности необыкновенной красоты, но у нас не было сил любоваться чудесными видами. Мы спали, сколько могли, а остальное время притворялись спящими. На остановках люди покидали поезд, хотя полиция старалась загонять их обратно. В Ногалес (Сонора) состав пришел полупустым. Остальные, в том числе и мы, решили ехать до того Ногалеса, что в Аризоне.

На третьи сутки после землетрясения, чуть позже полудня, состав подошел к пограничной заставе.

Нас согнали в здание контрольно-пропускного пункта, расположенного сразу же за линией границы, и человек в мундире произнес речь по-испански:

– Добро пожаловать, амигос! Соединенные Штаты рады помочь своему соседу в дни испытаний. Иммиграционная служба США упростила процедуру, так что с вами быстро разберутся. Сначала вам предлагается пройти дезинсекцию, затем вы получите грин-карты сверх квоты – вид на жительство, дающий право работать на территории Соединенных Штатов. Найти работу вам помогут агенты по найму, они ждут вас за воротами контрольно-пропускного пункта. Там же развернуты походные кухни. Если вы голодны, подходите, дядя Сэм вас угостит! Добро пожаловать в Los Estados Unidos![25]

Некоторые стали задавать вопросы, а мы с Маргретой сразу же поспешили к дверям «вошебойки». Мне было отвратительно само название этой санитарной процедуры. Требование пройти дезинсекцию подразумевало, что мы завшивели. Да, мы были немытыми оборванцами, вдобавок у меня отросла трехдневная щетина… Но вши?!

Вполне возможно, что вши тоже были. После суток в развалинах и двух суток среди немытых тел, в вагоне, не блиставшем чистотой, можно ли поручиться, что на мне нет паразитов?

«Вошебойка» оказалась не такой уж ужасной. Процедура представляла собой мытье в душе под наблюдением санитаров, которые по-испански требовали, чтобы волосяной покров тщательно обрабатывали специальным жидким мылом. В это время наша одежда проходила нечто вроде стерилизации или окуривания – по-моему, в автоклаве; с четверть часа я нагишом дожидался, пока мне ее вернут, и с каждой минутой злился все больше.

Однако, одевшись, я перестал сердиться, так как понял, что никто меня намеренно не унижал, просто когда приходится в спешке разбираться с толпами народа, любая процедура почти наверняка задевает человеческое достоинство. (Мексиканские беженцы тоже восприняли ее как оскорбительную: до меня доносились возмущенные перешептывания.)

Затем мне опять пришлось ждать – на сей раз Маргрету.

Она вышла из двери женского отделения, увидела меня, улыбнулась, и все вокруг изменилось как по волшебству. И как ей удалось, выйдя из «вошебойки», выглядеть одетой с иголочки?

Она подошла ко мне и сказала:

– Ох, ты меня давно ждешь, дорогой? Извини, пожалуйста. Там нашлись утюг и гладильная доска, и я привела одежду в порядок. А то из стирки ее вернули какой-то пожеванной.