Следующим вечером, ровно в девятнадцать ноль-ноль, Ипатов неуверенно зашёл в зал для групповых занятий. Там обнаружились четыре женщины предпенсионного возраста. Они стояли кучкой и что-то живенько обсуждали. В середине зала на коврике одиноко сидела девушка комплекции Ипатова и, неподалёку от неё, ещё одна девушка, но с более аппетитными формами. Мужчины, которые по словам Оксаны ходят к Гене на занятия, были представлены одним бодреньким пенсионером. Ипатов сразу же окрестил его «дедушкой». Дедушка был полностью седой, высокий, худой и поджарый, явно знакомый с йогой не понаслышке.
Ипатов взял коврик и постелил его в уголочке, прямо за дедушкой, поставил рядом свою бутылку с водой, вздохнул и стащил с ног кроссовки вместе с носками.
А потом в зал вошёл Гена. В лёгких свободных тренировочных и футболке без рукавов. Зал был небольшим, и Ипатов наконец смог разглядеть Гену поближе. Тёмно-рыжие, оформленные в классическую стрижку, густые волосы чуть завивались на концах, зелёные с золотинкой глаза смотрели уверенно и при этом как-то по-доброму, а слегка пухлые губы казались какими-то живыми, будто всегда готовыми к улыбке.
Но больше всего на Ипатова произвели впечатление веснушки. Они не покрывали всё лицо, как показалось Ипатову вначале, а, словно размах крыльев неведомой птицы, густо усыпали нос, щёки, широкие скулы и заходили на виски. Ипатов представил, как бережно дотрагивается до них пальцами, но тут же одёрнул себя: такое совершенство не для него точно.
И конечно же в нём сразу зашевелились комплексы. Ипатов почувствовал себя просто уродцем по сравнению с Геной и, переступив с ноги на ногу, спрятался за спину дедушки.
– Всем добрый вечер! – У Гены оказался приятный, мягкий, низкий голос. – Сегодня у нас хатха-йога. Кто в первый раз – меня зовут Геннадий.
Гена потыкал кнопочки на музыкальном центре, и по залу поплыла тихая медленная музыка.
– Садитесь поудобнее на коврики, прикрывайте глаза, и мы начинаем.
Ипатов сел на задницу, покрутил головой и попытался изобразить подобие позы лотоса. Спина у него тут же изогнулась колесом, а под коленками начало тянуть.
К нему подошёл Гена и протянул пластиковый кирпич:
– Подложи под ягодицы. Спина должна быть ровной.
Ипатов покраснел, схватил кирпич и сунул под задницу, а Гена прошёлся по Ипатову профессионально-оценивающим взглядом и вернулся на свой коврик.
Ипатов йогой никогда не интересовался, и в его представлении это было что-то вроде лёгкой гимнастики. Поэтому ему показалось несколько странным, что первые пятнадцать минут надо было сидеть неподвижно и просто вдыхать и выдыхать воздух самыми разнообразными способами. Вроде как это должно было способствовать расслаблению, но Ипатов натурально психовал. У него затекла спина, болели непривычно согнутые ноги, а из носа при каждом резком выдохе норовили вылететь непонятно откуда взявшиеся сопли.
«На кой чёрт я сюда припёрся? Идиот!» – клял себя Ипатов, слушая мерный успокаивающий голос Гены, подсказывающий как и когда вдыхать и выдыхать.
Наконец позволено было подняться. Ипатов и поднялся. Только тут же едва не упал обратно – порядком затекшие ноги держать тело отказывались. Кое-как размяв их, он снова вернулся в строй.
За дыхательной практикой последовала разминка, с которой Ипатов легко справился и даже несколько приободрился – не всё, мол, так уж и плохо.
А вот потом началось самое ужасное. Гена говорил какие-то непонятные слова, и вокруг все, как по команде, принимали ещё более непонятные позы. Ипатов старался повторять, не успевал и злился.
– Собака мордой вниз. Отдыхаем, – сказал Гена.
Все в очередной раз наклонились, упёрлись ладонями в коврик, отклячили задницы и замерли. Гена медленно ходил по залу и оглядывал отстройки асаны.
Ипатов чувствовал себя идиотом. Он стоял с задранной вверх задницей, у него всё болело, пот катил по лбу и спине градом, и он искренне не понимал, какой на фиг отдых может быть в таком положении.
Гена возник возле него неожиданно, словно специально подкрался. Он аккуратно взял Ипатова пальцами за тазовые косточки и слегка потянул назад. Под коленками тут же неприятно напряглось, и Ипатов заскрежетал зубами от натуги.
– Вот так. И чуть прогнись. – Гена положил ладонь на спину Ипатова и легонько нажал.
Ипатову стало невыносимо стыдно – футболка-то была насквозь мокрой от пота.
– Устал? – тихо спросил Гена.
– Угу, – выдавил из себя Ипатов.
– Давай, сядь в баласану.
– Чего? – прохрипел Ипатов.
– Поза ребёнка.
Гена плавно опустился рядом на колени, сел и вытянул вперёд руки, ложась грудью и лбом на пол.
Ипатов лёг, как ему показали, а Гена приподнялся.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Роман.
– Это твоя первая практика?
– Первая, – подтвердил Ипатов, а про себя добавил: «И последняя».
– Вначале всегда тяжело. Ты втянешься. Мышцы привыкнут, и гибкость появится. Я помогу. – И, не дожидаясь ответа, Гена встал и ушёл к своему коврику продолжать занятие.