Ипостась дракона

Алекс решил отвлечься от неправильной мысли и вернуть позитивный настрой. Поднялся и подошёл к ближайшей многоугольной картине. В геометрических фигурах, изображённых на холсте, благодаря стараниям кисти (тут речь об инструменте) автора, лишь интуитивно угадывалась женщина с младенцем на руках. Холсту повезло, существуют и иные способы нанесения масла, Боже упаси узреть подобное.

Нецензурно выругавшись, вдруг осознал – в атмосфере яслей, заражаясь логикой кубизма, деградирует даже образность мысли, когда вместо «авось» – «возможно» и «может быть».

– Чур меня, чур, – взмолился Алекс и вырвался на свободу, где, успокоившись, огляделся.

Распахнутые настежь, скрипящие старой жалобой ворота, застывшие тут и там в нелепом положении, точно брошенные в панике детские кроватки. Круг примятой травы на лужайке, и это вам не баловство инопланетян, а оставленный манежем след эвакуации.

Он удалялся, а за спиной, словно древняя муха, замурованная в янтаре, тонули в глыбе горного хрусталя законсервированные ясли. Он так решил. Никакая забывчивость, склероз и прочие проблемы с памятью не имеют более власти над незыблемостью артефакта.

Провожало Алекса безмолвие мёртвой территории.

* * *

Алекс, бросив тело в нынче любимое кресло под дневной стационарной тенью зонта, каждый раз отмечал, с благодарностью к себе, эклиптику местного светила, над которой немало успел потрудиться к собственному удовлетворению.

Солнце, возгораясь над левым берегом озера, оставалось неподвижным. Рассвет задерживался ровно настолько, чтобы лишь воспетый колдунами да ведьмами ингредиент мог обнаружиться на дне кофейной чашки (Алекс свято верил: этот день настанет). Далее светило камнем из пращи, достигнув максимальной точки подъёма, возгоралось, будто звезда в Рождество на макушке ели, и прежде чем передать эстафету квартету лун, срывалось с апогея терявшей равновесие юлой, в падении, коснувшись правого берега, выплёскивало в мир палитру тлеющих в камине углей и неспешно остывало, обретая прозрачность.

Обратную сторону Солнца Алекс не стал закрашивать, поленился, оставил как есть – колчедановой, в цветах по умолчанию, кого это волнует.

Местное небо, даже в часы приглушённой яркости, не способствовало всходам адептов культа гороскопа; почва в Эгоплероме скудна. Знаки зодиака не угадывались в скоплениях объектов-светлячков, скрывавшихся под личинами звёзд. Как ни старайтесь астролог да брат его звездочёт, один чёрт – сплошной хаос, впору глаза росой закапывать, забудь астроном про Большую Медведицу и ковш её.

Алекс вынул из накладного кармана рубашки панцирь-футляр, более прочный, чем яйцо бессмертного Кощея, карандаш, в нём хранимый, вызывал у мастера прилив зависти к самому себе. В ходе реализации культового предмета инженерной мысли Алекс освоил непреложные правила: логика первична, физика – константа, остальное – производное от яслей.

Простой шестигранный, аккуратно отточенный карандаш со стирательной резинкой, обжатой алюминиевым кольцом, соответствовал бы ГОСТу, предъяви последний требования, но не чаяньям конструктора. Первым делом Алекс подверг модернизации концы карандаша, даруя качество регенерировать. Теперь тот не тупился, резинка не истиралась и при любых обстоятельствах оставалась чистой, хоть в носу ковыряй.

Продолжив, сформировал широкую втулку храповика и, угождая тактильным ощущениям, нанес на неё шагрень, держать карандаш стало заметно удобнее. Инерционное сопротивление втулки, при выборе цвета грифеля сопровождаемое треском храповика, само по себе упоительно. Замечательная вышла вещь.

– Покричать Гоора или смонтировать лифт, – размышлял Алекс, – дракон, конечно, безопасное средство передвижения, лифт же – ностальгии привычнее, да и в будущем пригодится.

Прямо на письменном столике, пренебрегая бумагой, набросал в карандаше неказистую схему грузоподъёмного механизма, потратив несколько минут на оценку эскиза, добавил деталей, основную надпись, повторно изучил, уничтожил чертёж, спрятал инструмент. Но от идеи не хотелось отрекаться, вспомнив, в Эгоплероме нужные мысли материальны, приступил к работе.

Творец импровизировал. Короб из бронированного стекла получил шесть пар дверных проёмов, три размещались у основания на лицевой, оставшиеся пары – вверху, на противоположной стороне. Кабины лифтов, выполненные из высокоуглеродистой, отполированной до зеркального блеска стали, за исключением прорезиненного пола, выглядели вполне антивандальными, Алекс судил по себе. Каждый лифт, согласно проекту, вмещал десяток средней комплекции пассажиров. Створки раздвижных дверей лифтов и короба, выполненные из тонированного стекла, на стыках в целях безопасности имели силиконовые уплотнители. Над проёмами красовалась табличка – красной жирной линией перечёркнутый дракон.