Ипостась дракона

Радикальное вмешательство Алекса изменило ландшафт до неузнаваемости. Плато значительно приросло по площади, затем добавленная территория поднялась на один-два метра, обозначив второй, получивший небольшой уклон ярус. Лестничный марш, по примеру судового трапа-сходни, связал разнесённые по высоте поверхности площадок в единое целое. Далее, где-то две трети верхнего яруса взлетели дополнительно на добрую пару сотен метров, образовав пологую вершину в ледниковой шапке, а на оставшейся части сформировался кратер дремлющего вулкана с неровными, но покатыми краями.

Талая вода от края ледника капля по капле собиралась в ручейки, те складывались в речку, огибавшую препятствия и размывавшую трещины, прокладывая извилистое русло, обрывающееся шумным водопадом, наполнявшим кратер, образуя горное озеро. Поток же, избавлявший озерную чашу от перенасыщения, вырывался с противоположной стороны, где, поднырнув под застрявшую в расщелине глыбу, с оглушающим рёвом терялся в бездне. Бесконечные снопы брызг, поднимаемые в воздух, короновала яркая монохромная радуга. Влага, конденсируясь на множестве разбросанных и тут, и там валунов, направлялась желобом водостока в бассейн первого ряда, воссозданного по открытке из памяти, куда и спустился Алекс.

В человеческий рост колонны, поддерживающие антаблемент, страдали примитивизмом, отчего издалека постройка в целом напоминала мишень для игры в городки, и это сходство хотелось устранить.

Атланты не соответствовали архитектурному пристрастию Алекса, пускай и подкупали простотой реализации; собственная реплика – в мрамор, инъекция стероидов – в мышцы, набедренная повязка и в подбородок – мужества, мачо-атлант готов. Выбор очевиден – Кариатиды. Только с формой груди Алекс возился намного дольше, чем со всеми вместе взятыми инновациями на плато со дня сотворения. Непрерывные мечты заполучить античную натурщицу не на годы, а лишь на несколько часов, минут, мгновений, оставались мечтами. И наконец, признав, скульптура не им потоптанная стезя, стукнул в прискорбии себя кулаком по ладони, колонна вернулась к первоначальному облику. Надежда оставалась, пройдёт пара десятков лет, повзрослеют девчонки, ситуация может в корне измениться. Почему-то вдруг стало жалко, до слёз, ребро Адама, не к добру.

– Александр, – зов дракона разжал тиски творческого спазма.

Тот обернулся. Гоор выглядел странновато, преобразился взгляд, добавилось в плавающей пропорции и задумчивости, и рассеянности.

– Александр, она меняется! – и, видя замешательство оппонента, торжественно изрёк, – образуются пространственно-нейронные сети… Она обречена на мутуализм… безвозвратно утрачивает невостребованные врождённые инстинкты. Недалёк тот час, когда одна её часть не сможет существовать без другой.

Алекс молчал, нечего произнести, разве что речь в тронном зале.

– Игрушки спровоцировали скачок в развитии, фон её разума приобретает явно выраженные гармоники самоанализа, она переформатирует структуру своего сознания. Понимаешь, Александр?

– Не знаю, как объяснить тебе, Гоор, – Алекс посмотрел стоящему вполоборота дракону в глаз, – мне бы твои проблемы. Дети развиваются – это нормально, кстати, с плато закончил, – прозвучала неудачная попытка сменить тему. – Пойду… – дежурный повод спросить, почему Гоор называет девчонок в единственном числе, проигнорировал, может, в драконьих мозгах так устроено, всему свой черед.

Короткое путешествие в лифте Алекс закончил в приподнятом настроении. Кресло-качалка, скучавшее на пристани возле родного дома, обрадованно скрипнуло под массой хозяина.

В пространство из эфира возвратился шмель. Идея алгоритма псевдо-жизни насекомых окончательно оформилась, и вот настал срок частичной реализации. Аккуратно взяв шмеля, стараясь не повредить, легонечко подул, точно на отбитые кувалдой пальцы. Крылья насекомого пришли в движение, одновременно послышалось нарастающее жужжание, и, зависнув на несколько мгновений над раскрытой ладонью-аэродромом, первый представитель фауны, рождённый в Эгоплероме, обрёл самостоятельность.

Перелетая с травинки на травинку, с цветка на цветок, искусственный интеллект шмеля одним касанием лапок изменял оттенок, форму и размер преображающейся к лучшему флоры. Алекс с неподдельным восторгом наблюдал парадокс ученика, правившего труды мастера, с лёгкостью разрушавшего царство опостылевшего однообразия.

Глава 2

Алекс задумался о предметах быта, в таком возрасте это вполне приемлемо, особенно если ты холостяк. Интерьер нежилого по ощущениям дома, где стены без единого изъяна, стеллаж с пустыми книжными полками и бельевой шкаф с голыми вешалками, поднимал настроение, равнозначное смеху от щекотки. А вот чулан с ненужными предметами, лохмотья паутины, примятая крысиными лапками пыль, солнечные лучики сквозь молью истёрзанную занавеску – приятная альтернатива, но, увы, на день сегодняшний только ностальгия, создавать же подобное – моветон.