Ирена Юргелевич. Чужой

Зенек попал в ловушку. Уля догадалась, что предложение отца должно было прийтись ему не по вкусу. Он ведь гово­рил, что ему некогда, что его ждет какое-то «дело». Интерес­но, что за дело? Уля не представляла себе, ради чего можно проделать такое путешествие, автостопом и пешком, по незна­комым местам, ночевать под открытым небом, переносить боль — все, только бы скорей добраться до цели. Ей хотелось помочь ему в достижении этой цели, и в то же время она ра­довалась, что он попадет в больницу и несколько дней будет

в надежных руках.

«Сейчас он ко мне придет, — подумала она.— Не надо по­казывать ему, как я из-за него волнуюсь». Уля взяла книжку, заставила себя прочесть страницу, другую... Время шло, и наконец она поняла, что Зенек не придет. Значит, действи­тельно разговор на острове не имел никакого значения...

Она обошла дом и, не желая входить в приемную через парадную дверь, пробралась на кухню. Пани Цыдзик спокой­но восседала на своем табурете.

— Слава богу, осталось всего три пациента, — удовлетворенно сказала она. — Скоро прием кончится, и доктор смо­жет отдохнуть.

— Отец поедет в Лентов, — нарочито безразличным тоном сказала Уля. — Он повезет того парня с больной ногой, ко­торый ждет в приемной.

— Станет такой парень ждать, как же! — добродушно рас­смеялась пани Цыдзик.

— То есть как это?

— Говорю же тебе, взял да и ушел. Такой, если на ногах не сможет, на руках уйдет. Только бы не сидеть ни минутки.

— Куда он пошел?!

— А я почем знаю?.. По тропинке мимо часовни, — зна­чит, или в Острувек, или в Ставы. Ничего шел, бодро, хоть и хромал. Кто это, Улька? Я его впервые вижу.

Уля не ответила. Она со всех ног бросилась к придорож­ной часовенке, стоявшей у перекрестка на краю поля. Добе­жав до старых ясеней, окружавших статую богородицы, она сложила руки рупором и крикнула: «Зенек! Зенек!» Замета­лась между дорогами на Острувек и на Ставы. Высокие хлеба заслоняли горизонт, и она никого не могла увидеть. Позвала еще раз — все напрасно.

«Вишенка... — мелькнуло у нее в голове. — Может, она что-нибудь придумает».

Уля побежала назад, в деревню, к дому, где жила пани Убыш со своей дочкой. Вызвала подругу в сени. Задыхаясь, жарким шепотом рассказала, что произошло. Вишенка реши­ла, что Зенек у мальчишек. Обе отправились ко двору старого пана Петшика.

— Юлек! — позвала Вишенка. — Юлек! Юлек выбежал немедленно.

— Что с Зенеком? — быстро спросила Вишенка. — Он у вас?

— Зенек? У нас? — изумленно переспросил Юлек.

На крыльце показался Мариан. Он не спеша шел к девоч­кам, дожевывая на ходу кусок хлеба.

— Зенек сбежал, — торопливо рассказывала Вишенка. — Улин отец разрезал ему ногу и велел подождать, хотел отвез­ти его в Лентов, в больницу, а Зенек и не подумал ждать, взял да и ушел!

— Слушайте! — воскликнул Юлек. — А может, он на ост­рове?

— Нет, — возразила Вишенка. — Он пошел по дороге мимо часовни. Пани Цыдзик видела. Уля туда уже бегала, искала.

Все притихли.

— Ну что ж, — сказал Мариан, пожимая плечами. — Он хотел от нас отделаться, вот и отделался.

— Но доктор говорил, что ему сейчас нельзя ходить! — воскликнула Вишенка. — И вообще...

В это «и вообще» она вложила все свое разочарование. Упрямый, скрытный, неприветливый незнакомец разжег ее любопытство. Правда, на острове она уверяла его, что они не будут вмешиваться в его дела и дадут ему спокойно уйти, но в глубине души все же надеялась, что он сам захочет хоть ненадолго остаться с ними и откроет свои тайны.

Юлек уныло молчал.

Когда Уля вернулась домой, пани Цыдзик сказала ей, что доктор уехал к больному и что он очень сердился из-за того парня с ногой.

Уле велено было ложиться, не дожидаясь его, потому что он вернется поздно.

— Ладно, — равнодушно согласилась Уля.

И за ужином, который она съела в одиночестве, и потом, лежа в постели и глядя в темноту, она все время думала об одном.

Ну хорошо, Зенек не доверился ее отцу — это понятно. Но Вишенка, Мариан, Юлек?.. Они ведь вполне заслуживали доверия.

«Мне он тоже не поверил, — с горечью повторяла она про себя. — Мне тоже. Ушел, и все!»

РАНА КРОВОТОЧИТ

Как всегда, Юлек проснулся раньше Мариана. Собствен­но, он еще не совсем проснулся и спросонья никак не мог сообразить, утро сейчас или вечер, зима или лето. Неугомон­ное чириканье воробьев, шумно совещавшихся на акации под самыми окнами, казалось ему продолжением сна.

Окончательно разбудил его стук печной заслонки и силь­ный земляной запах картошки, который ворвался в приоткры­тую дверь. Бабушка, видно, давно встала, выпустила кур из курятника, растопила печь, проводила деда на фаб­рику, а теперь готовит завтрак для внуков и корм для по­росенка.