Иресиона. Аттические сказки

Был уже полдень, когда он – без собаки, без дрота и без добычи – дошел до своего дворца; все же двери были заперты, как обыкновенно, когда хозяина не было дома. Он взялся за ручку; раздался треск, и дверь вместе с осью и обломками засова очутилась на полу.

Тихо-тихо подошел он к жене – и внезапно обвил ее шею ожерельем Зари.

– О, Афродита! Что за роскошь! – воскликнула она.

Она быстро обернулась и, увидев Кефала, отскочила к стене хоромы, вперяя в него не то испуганный, не то очарованный взор.

– О, кто ты, гость? Будь милостив к нам! И верно, ты бог; золотом солнца сверкают твои кудри, и румянец зари пылает на твоих щеках…

Он вздрогнул и опустил глаза.

– Прости меня, Прокрида! – прошептал он. – Я люблю тебя и только тебя. Да, я был в волшебном царстве, но, видишь, я прихожу к тебе. О, пожалей меня и дай мне отдохнуть ото всех чар на твоей груди.

Он опять взглянул ей в очи – под ее кротким детским взором угас поцелуй богини на его устах. Он это почувствовал; не помня себя от восторга, он заключил ее в свои объятия. Она не в силах была противиться.

– Ты меня прощаешь, да? Ты меня любишь – да, Прокрида?

– Не знаю, что со мной, – шепнула она, – все это… так внезапно, так странно.

– Прощаешь? Любишь? Скажи, что любишь!

Она молча опустила голову на его плечо.

VI

– Откроем ставни, мой любимый. Хочу еще раз полюбоваться на тебя.

– Да, милая, я и сам хочу их открыть. Я не понимаю, что со мною творится: что-то крылатое, какая-то летучая мышь меня коснулась и влила мне тоску и истому в тело…

Он подошел к окну и с трудом открыл ставни. Волна света проникла в терем. «Ну, вот уже и легче стало». Он снова вернулся к ней.

– А теперь еще раз посмотри на меня так, как смотрела тогда… Прокрида, да что с тобой?

С диким криком вскочила она, глядя на мужа, точно на привидение. Он хотел взять ее за руку – она отпрянула от него.

– Кефал… Это был… ты?

– Прокрида… что сталось с твоим ожерельем?

На желтой нитке болтались сухие, свернувшиеся трубочками ивовые листья: под ними виднелись, вместо рубинов, крупные кровяные пятна, окаймлявшие всю белоснежную шею Прокриды. Но ей было не до ожерелья: вне себя от ужаса, она не сводила глаз с Кефала и все повторяла:

– Кефал… это был… ты?

– Прокрида… да за кого же ты меня принимала?

Тут только он вспомнил о пророчестве Зари.

– Прокрида… ты приняла меня за другого… и все-таки могла… после нашей клятвы?..

Она опустила глаза, но вскоре опять их подняла; робкая надежда светилась в них.

– Кефал мой, друг мой… ведь если это был ты – то, значит, я не нарушила клятвы. Ведь никто же, кроме тебя, меня не касался. Как же я после этого не чиста?

Но он не ответил ей. Грустно понурив голову, он направился к срединной двери – к главной двери – к горе.

VII

Прокрида не пыталась удержать его: она чувствовала, что это безнадежно.

Она позвала старушку Полимелу, свою няню, последовавшую за ней из дома Эрехфея и теперь служившую ключницей.

– Няня, родная, исполни мою просьбу… только так, чтобы никто об этом не узнал. Помоги мне омыться и одеться во все черное.

Старушка всплеснула руками:

– Ради богов, дитятко! К чему это?

– Не спрашивай, родная, если любишь меня; сделай то, о чем я тебя прошу.

Полимела понизила голос:

– Не правда ли, дитятко, – таинственно шепнула она, – этот высокий и сильный гость – это был сам Гермес? И он принес тебе весть, что твой муж – умер?

– Да, няня, он умер – для меня.

– Но почему же, дитятко, он был похож на него самого?

– Боги уподобляются кому хотят, няня, не давая нам отчета в своих поступках. Но сделай то, о чем я прошу тебя: я должна исполнить один заупокойный обряд, которого он… Гермес… от меня требует.

Старушка послушалась; омывшись и одевшись, Прокрида поцеловала ее на прощанье и пошла тоже по направлению к Гиметту. Она дошла до того места, где Харадра, сбежав с горы, водопадом низвергается в пропасть. Эта пропасть считалась входом в царство мертвых.

Но теперь солнечные лучи играли в пене водопада, радуга стояла над ней и наяда сидела под ее сводом и пела, грея в полуденной жаре свое серебристое тело. Завидя Прокриду, она окликнула ее:

– Неподобное дело задумала ты, царевна; не так спускаются в поддонное царство, да и рано тебе туда. Постой, дай вспомнить: есть у меня песня и про тебя.

Она опустила свои взоры в волны своего потока; мало-помалу ее глаза загорелись пророческим блеском, и она мерно и протяжно пропела:

Есть на окраине моря любимая Зевсом обитель.
Критом зовется она; правит в ней мудрый Минос.
Много чудес получил он в наследье от матери дивной:
Дрот-прямолет в их числе, бьющий без промаха всё.
Выслужить дрот ты должна добровольною службой годичной;
Им ты искупишь свой грех – ласку супруга вернешь.

Едва отзвучали последние слова песни, как радуга потухла и наяда опустилась в свой поток.