– Немного, – подводит итог Клодар. – Если уберем ту десятку, что пытается прорваться в командный центр, остальные не проблема.
Я киваю, поддерживая его мнение, и предлагаю:
– Можно подняться по шахте лифта и ударить с тыла.
– Так и поступим, – коротко соглашается Клодар.
Поблагодарив кораблик за помощь, я открываю глаза и иду следом за военными по коридору.
– Отряд за поворотом! – спешу я предупредить солдат.
Раздаются тихие щелчки перестрелки, и я с ужасом понимаю, что дальше придется идти по трупам.
Стараясь не смотреть на лица поверженных врагов, я переступаю через тела и бегу следом.
– Иридий! – зовет меня Клодар, едва в конце коридора мелькают двери лифта.
Я отправляю лифт вниз, останавливаю его между этажами таким образом, чтобы использовать крышу кабинки в качестве опоры, и, поднатужившись, открываю двери. Корабль капризно дергается чуть в сторону. Дает понять, что мое вторжение в систему ему не нравится.
Будь на моем месте Томас, он осуществил бы это играючи, а с меня уже вовсю течет пот от перенапряжения. Еще одно доказательство, что сила и потенциал ничто в сравнении с опытом.
– Живо! Живо! – подгоняет Клодар.
Я нагоняю отряд, приваливаюсь спиной к стене и пытаюсь отдышаться. Клодар торопит нас не случайно: через пару минут папа начнет атаку, поэтому мы должны не то что поторопиться.
По-хорошему мы должны уже всех спасти!
– Чего ждем? – окликает меня Клодар. – Отдыхать еще рано!
Стиснув зубы, я отталкиваюсь от стены и подхожу к открытой шахте лифта. Внизу остались только двое офицеров и я, остальные уже успели благополучно подняться наверх по тросам и теперь ждали только нас троих.
Один из мужчин подсаживает меня, и дальше я начинаю максимально быстро карабкаться наверх. Вместе с формой мне выдали перчатки, чтобы уберечь руки от повреждений, тонкий облегченный бронник, чтобы защитить от пуль и лазеров, но почему-то никто не догадался выдать мне успокоительного, чтобы сберечь отчаянно стучащее сердце.
С каждым преодоленным метром чувство беспокойство становится все сильнее и сильнее, а затем, словно в подтверждение моих самых страшных кошмаров, я слышу шум выстрелов и застываю, повиснув где-то на полпути.
– Какого аркинийского найца! – зло шепчет Клодар в динамике и быстро командует: – Все, кто успел подняться, – атакуем. Остальные подтягиваются и включаются в бой! Иридий!
– Да?
– Приготовься открыть двери по моей команде!
Я сильнее сжимаю ногами трос, освобождаю правую руку и вытягиваю ее вперед.
Ну же, кораблик! Нам нужна твоя помощь!
– Три… два… один… Двери!
С едва слышным тихим шумом отъезжает дверь лифта, темнота шахты освещается светом, и звуки стрельбы становятся все явственнее.
Судорожно выдохнув, я перехватываю кабель и продолжаю свой подъем. Мне надо торопиться. Не то чтобы я первоклассный боец, но сзади меня страхуют еще две боевые единицы, и я не могу их задерживать.
Так быстро я не поднималась по импровизированному канату еще никогда в своей жизни. Страх и чувство тревоги, которые Старший всегда считал позорными, подгоняли меня не хуже, чем его воинственные окрики и обещания «веселой жизни».
Около открытых дверей кабины лифта один из военных протянул мне руку, помогая выбраться наружу, и тут же отпихнул в сторону.
– Сиди здесь! – рявкнул он, одновременно прикрывая Клодара и еще двоих офицеров, отбежавших вбок, чтобы взять засевших повстанцев с двух сторон.
Сев поудобнее прямо на пол, я сделала пару быстрых вдохов-выдохов. Паника все не отступала, чему значительно способствовали звуки ведущегося за углом боя и крики раненых, напуганных людей.
Глянув в сторону командного центра, я обнаружила, что капитанский мостик взорван, дабы уберечь людей внутри, и немного расслабилась.
Значит, Тиван в безопасности.
Все еще трясущимися руками вытащив из кобуры небольшой бластер, я сдвинула кнопку предохранителя и приготовилась в случае необходимости внести свою лепту в этот бой.
Мне еще никогда не доводилось убивать людей, и даже мысль о том, что я могу стать убийцей, страшила меня, но в ситуации «либо ты, либо тебя» выбирать особо не приходится.
Офицер, что втащил меня наверх из шахты, кидает одобрительный взгляд.
– Прикрой наших! – кричит он через несколько секунд и поворачивается, чтобы помочь оставшимся членам команды.
Я приподнимаюсь, осторожно выглядываю из-за угла кабинки лифта и делаю пару выстрелов в сторону кучки засевших за импровизированным укрытием повстанцев. Затем натыкаюсь взглядом на кучу лежащих посреди зала тел и обмираю.
Все, кто думают, что пасть в бою – это признак мужества и бесстрашия, ошибаются. Неестественная смерть всегда уродлива и накладывает на лик человека свой отпечаток.
Заметив мертвенно-белое лицо, обезображенное маской боли, я поскорее отвожу взгляд, стреляю пару раз в воздух и натыкаюсь на еще одно тело офицера. Он лежит на полу лицом вниз с раскинутыми руками, на затылке – запеченная бордовая корка крови, офицерская куртка испещрена множеством отверстий от пуль, но навечно обездвиженная рука по-прежнему сжимает рукоятку пистолета.