Густо и резко пахнут цветы на кустах под террасой, далеко в тишине слышен лай собак, но здесь и сейчас между нами только все учащающееся дыхание. Рука Марка гладит мою спину – очень медленно, очень нежно, лишь слегка прижимая к себе, когда поцелуй становится чуть глубже, и языки сплетаются на границе, где соединяются наши губы.
И замирают.
Мы замираем – между нами только дыхание. Я дышу им – он мной, и откуда нам взять кислород в таких условиях? Не поэтому ли кружится голова и звенит в ушах, путаются мысли, забываются принципы? Рука Марка, замеревшая на талии, преодолевает барьер решимости и сползает ниже, еще ниже, гладит мою задницу, стискивает ее – я ахаю, отрываясь от его губ и ловлю в драконьем пламени глаз яркую вспышку. Да и сама чувствую, что даже двойной слой мягкой ткани моих и его спортивных штанов не может скрыть его очень мужских намерений.
Впрочем, еще не намерений, пока только желаний.
Еще никто ничего не решил, мы пока на грани.
Я осторожно пробую на вкус кожу на его шее. Она чуть шершавая, солоновато-пряная, вкусная – хочется трогать еще и еще, лизнуть, присосаться губами, прикусить осторожно острыми зубками. Пальцы задирают его футболку, чтобы с наслаждением скользнуть под нее и пройтись по упруго отзывающимся твердым мышцам живота. Так необычно – у меня никогда не было подобных мужчин. Либо худые, с торчащими ребрами и бедренными костями, неприятным провалом на месте живота, либо с мягким пузиком, таким же как у меня, ничего интересного.
А Марк необычный – непривычный. Можно трогать, как следует разбираясь, как там у него устроены эти пресловутые кубики, как одни мышцы переходят в другие, напрягаются под моими касаниями, но остаются все равно горячими и пружинящими под ладонью.
Марк ничего не делает, только его руки мнут и сжимают мою задницу, пока пальцами я исследую его живот и ниже, а языком рисую узоры на шее. Лишь учащается дыхание, когда руки становятся не в меру игривы и дергается кадык, когда я собираю губами кожу между ключиц и сжимаю зубы чуть сильнее.
Оттягиваю ворот его футболки, чтобы добраться до еще не облизанной территории на груди, он приподнимается и одним движением стягивает ее, запуская куда-то в темноту террасы. Теперь мне ничего не мешает – я трусь об него всем телом, глажу по животу обеими ладонями и прикусываю крошечный сосок на твердой как доска груди.
Его дыхание срывается, руки стискивают бедра до боли, и он резко переворачивает меня на спину, подминая под себя.
– Марк-к-к… – говорю я тихо, залипая на этой последней букве так, словно у меня полный рот тягучей сливочной карамели.
Он смотрит мне в глаза и, клянусь, его зрачки вытягиваются вертикально, как у кота или дракона, и в них пляшет пламя, отражая несуществующую свечу. Он смотрит мне в глаза, гладит по лицу, по голове, разделяет пальцами пряди волос, отводит их в сторону. Целует, чуть задыхаясь и не закрывая глаз. Я вижу это, потому что тоже не закрываю. Мне нравится смотреть в драконье-инопланетную глубину.
Марк слишком необычный, слишком другой, не похожий ни на кого, с кем я была вот так близко. Может быть, я его придумала? Мой разум не выдержал напряжения и одиночества и подарил мне гибкого смуглого Марка с глазами цвета слабозаваренного чая, темно-медными волосами и сладко-соленой кожей?
Что ж, тогда я буду наслаждаться подарком по полной.
Я закидываю ногу ему на пояс, прижимаю к себе плотнее, и он трется напряженным членом об меня. Развожу колени шире, подаюсь бедрами к нему, чтобы его твердость упиралась как раз в нужное место.
Его руки обводят бедра, пальцы касаются плеч, дыхание обжигает шею. Марк упирается локтями и скользит вдоль моего тела, задевая членом набухший клитор, вжимается в меня, не давая ускользнуть от растущей твердости, двигается так, как если бы уже трахал… но нет, между нами его и моя одежда, все почти невинно – если не считать ладони, накрывшей груди и зажатого через ткань между пальцев соска, горячего дыхания губы в губы…
Полустона-полувыдоха:
– Ириска… Что ты делаешь?.. Что мы делаем?..
Я не знаю, что ему ответить.
Пока ничего.
Лежим вот на диване, тискаемся. Целуемся иногда.
Ничего такого. Совсем ничего.
Совсем.
Марк откатывается в сторону, тяжело дыша и лишая меня такой желанной тяжести своего тела.
– Не надо. Не стоит продолжать, – говорит он через силу, словно эти слова ему никак не даются.
– Не стоит… – соглашаюсь я.
У меня еще работает голова. Все мои возражения на местах.
Для секса с Марком у меня еще меньше причин, чем с Димой. Он улетит в свою Италию к своим загадочным обязательствам при первом же удобном случае. Мы останемся с Димкой в еще более неловкой ситуации, чем втроем.
И не то чтобы я так уж его хочу. Мне просто нравятся эти поцелуи. И нравится на него смотреть – он очень красив в полутьме при свете мерцающих фонариков. И трогать тоже нравится. Гладить по груди и животу, только кончиками пальцев чувствуя короткую жесткую поросль, уходящую от пупка вниз, к резинке штанов. Темно-рыжую, сливающуюся цветом с теплым оттенком огней этой ночи.
Просто нравится.