Ирка Хортица и компания

Следом за торопящимся дворецким они прошли через комнаты. Лиза очень старалась не вертеть головой, разглядывая шелк на стенах и гнутые мебли: ей уж ясно было, что насколько сам город в подметки не годится старому Лембергу, настолько же здешняя усадьба роскошней дома, в котором она жила ранее. Дворецкий распахнул высокие, с позолотой двери — оттуда донесся гул голосов и легкий звон посуды — и торжественно провозгласил:

— Титулярный советник Поль Александр Николаевич12! С дамами…

— Ах! О Боже мой! — сквозь распахнутую дверь донеслись возгласы: изумленные, радостные.

Еще шаг и Лиза оказалась в залитой светом гостиной, где в глубоких креслах пред малыми столикам восседали дамы с тонкими чайными чашечками в руках. Высокая грузная старуха во вдовьем уборе поднялась из кресла и протягивая руки, шагнула навстречу:

— Александр Николаевич, голубь мой, вот уважил так уважил! Прямиком из Парижа да ко мне!

— Здравствуйте, Агата Тимофеевна! — Александр Николаевич склонился над ее рукой. — Не мог отказать себе в удовольствии видеть вас, а также сопроводить своих попутчиц.

Анна Францевна выступила вперед — под вопросительный взгляд старухи — и Лиза почувствовала, как у нее сжимается в груди, а в ушах гулко бьется кровь.

— Семейством шляхтичей Галицких мне поручено… — голос Анны Францевны звучал с неторопливой торжественностью. — Сопроводить до вас, ваше превосходительство, мою воспитанницу, единственную дочь племянника вашего, Григория Варфоломеевича Хортицы и панночки Ядвиги Галицкой. Позвольте представить вам, Лизавета Григорьевна Хортица.

У Лизы подогнулись ноги, и она не столько присела, сколько упала в реверанс.

Тонко и дрожаще звякнула поставленная на блюдце чашка.

— Я и не знала, что у покойного Гришеньки… есть дочь. — трепещущим голосом выдавила сухопарая пожилая дама, тоже затянутая в черное.

— Зато я знала! — торжествующе вострубила старуха.

— Свидетельство о венчании родителей Елизаветы Григорьевны, а также выписка о крещении дитяти у меня с собой. — отчеканила Анна Францевна.

— Да на кой мне твои бумажки, что ж я, родную кровь не признаю! — взревела старуха. — Я уж заждалась, а вы все не едете и не едете! Уж не желала ли твоя Лембергская родня спрятать тебя от меня? Ну дай же я на тебя посмотрю!

Старуха надвинулась на Лизу — огромная, громогласная, пышущая радостью, ее пухлые, унизанные перстнями руки схватили девочку за плечи, отодвинули. Пронзительные, такие же зеленые, как у самой Лизы, глаза глянули будто в самую душу, точно видя ее насквозь: от собранных в косу черных волос до аккуратно, чтоб никто не заметил, зашитых чулок в башмаках. Голова закружилась еще сильнее — глаза старухи оказались близко-близко… и в этих глазах Лиза увидела бурную радость, сменившуюся сперва недоумением, потом ошеломлением… а потом и ледяным, запредельным ужасом!

— Ядвига? — пухлая средних лет дама собрала губы в неодобрительную куриную гузку. — Уж не католичка ли? Как они могли быть венчаны: надо бы проверить.

— Да… Ты, попадья, права, проверить надо. — глухо сказала генеральша и ее пальцы вдруг стиснулись на Лизиных плечах до боли, как звериные когти. — А до той поры пусть девчонка в сиротском приюте поживет. — и оттолкнула девушку от себя, так что та чуть не упала.

Над гостиной повисло ошеломленное молчание… прерванное заливистым смехом молодой красивой женщины, одетой по последней берлинской моде:

— Извольте получить, попадья-матушка! А не говорите таких глупостей!

— Да я что ж… не серчайте на дуру, ваше превосходительство, не подумавши ляпнула. — «куриная гузка» разжалась, лицо попадьи стало испуганным и притом даже милым, и она отчаянно замахала на генеральшу обеими руками. — Кто ж осмелится усомниться: родители венчанные, дитя законное — старый казацкий, полковничий род, последняя кровь! Просто неожиданно так-то…

— Присаживайтесь, фройляйн… — красивая дама вопросительно приподняла брови.

— Фройляйн Штольц. Госпожа Островская, Вера Сергеевна, здешняя дворянка. — поспешил представить Александр Николаевич.

— Присаживайтесь и раскройте нам тайну: как вышло, что у столь рано и трагично покинувшего нас Григория Варфоломеевича в Лемберге — почти взрослая дочь? И мы вовсе ничего о ней не знаем. — сладенько протянула госпожа Островская, бросая на генеральшу насмешливый взгляд.

— Да-да… — генеральша с силой провела ладонью по лбу, точно пытаясь проснуться от кошмара. — Пусть подадут еще чаю. Ну что же ты встала? — генеральша уставила на замершую посреди залы Лизу дышащие яростью зрачки. — Или ты русского языка не разумеешь? Она говорит по-русски, фройляйн?

— Да, ваше превосходительство. — пробормотала Лиза.

— Так и садись! Вон туда, в кресла, где Оленька!

Оленька, что за Оленька? Испуганной мышиной побежкой Лиза проскочила к указанному ей креслу.

— А Оленька — это я! — из-за прикрывающей ее загнутой спинки выглянула хорошенькая, как куколка, белокурая девочка — и тут же спряталась обратно, утонув в глубинах кресла.