Та только вздохнула — но не разлучать же Оленьку с матушкой, а ради матушки придется терпеть и тетушку. «Добиваться ведь станет, чтоб я господ-товарищей ее домашнего оборотня от Сибири отшептала. Нет уж, ни за что не буду как она! Выполню свой Долг перед наднепрянскими землями, а когда придет мой час отдавать Силу — то и отдам, без сожалений, да еще и наследнице своей помогу, кто б она ни была!»
— Небось думаешь, какая я старая дрянь, и что ты такой никогда не будешь? — скрипуче спросила старая ведьма и ощерилась. — Может, такой — и не будешь. Да только как ни пыжься, как ни стерегись — а и ты совершишь ошибки, над которыми будешь сокрушаться горько. И на тебя когда-нибудь поглядит такая же черноволосая и зеленоглазая, как ты на меня нынче смотришь, и спросит: как же ты так, старая ведьма?
По спине пробежал холодок, и Лиза зябко повела плечами, а потом гордо вскинула голову. Пусть! Она будет стараться, а там… Коль невозможно жить без ошибок, что ж, и вовсе не жить?!
Nachthexe31
Achtung, Herren Offizieren! Russische Flugzeuge auf dem Kurs!
Bei meiner Ehre, Günter! Diese Russen verhalten sich wie zu Hause!
Sie denken, dass sie zu Hause sind, Heinz!
Ich werde versuchen, sie vom Gegenteil zu überzeugen!32
Пилот «Хейнкеля-111»33, летящего над территорией Рейхскомиссариата Украина, хищно улыбнулся, всматриваясь в темные облака, туда, где мелькнула похожая на неправильный крест тень. Стрелки застыли на своих местах. Только двое пассажиров, из-за которых экипажу бомбардировщика нежданно повезло вместо боевого вылета отправиться в Берлин, остались кто сидеть, кто лежать. Впрочем, от того, что лежал, активности ждать не приходилось. Наручники стягивали его руки и ноги, голова запрокинулась, а волосы склеились от крови. Бурые пятна покрывали тюремную робу, а там, где роба задралась, обнажая запавший живот и проступающие сквозь кожу ребра… Туда штурман старался не смотреть. Он понимал, что победа Великой Германии куется разными путями, но каждый раз, когда его глаза, точно магнитом притянутые, останавливались на запекшихся разрезах и рубцах от ожогов, радовался, что его путь — на крыльях люфтваффе, а не в гестапо. Он бы не смог вот так, как этот лейтенант — невозмутимо изучать бумаги, сидя над истерзанным, то и дело содрогающимся от кровавого кашля телом.
«Хейнкель» качнул крылом, уходя влево — в просвете туч снова мелькнул контур чужого самолета, и опять пропал.
— Играют они с нами, что ли? — отбрасывая посторонние мысли, пробормотал штурман.
— Доиграются. — Хейнц уверенно качнул штурвал.
Бомбардировщик вошел в облака и поплыл в густом вареве, похожем на гороховый суп, которым пилота в детстве кормила мамочка. Облака дрогнули, из них, будто еж из норы, высунулся винт чужого самолета и тут же скрылся. Недаром в полку говаривали: Хейнц и его «Хейнкель». Пилот словно слился со штурвалом, самолет завалился набок… и вырвался в открытое небо. Рядом и чуть ниже — словно маневр бомбардировщика выбил его из укрытия облаков — летел маленький самолетик с красными звездами на крыльях.
— Гюнтер, ты у нас спец по русским летунам! Что это за фанерная этажерка? — возмутился Хейнц.
— Если не ошибаюсь, По-234. — присмотрелся штурман. — Он и правда фанерный. И вооружения нет. Совсем.
— Так куда ж они лезут?
— Это «Ночные ведьмы»35! — вдруг громко сказал бортовой стрелок.
— Женщины-бомбардировщицы? — штурман припомнил рассказы возвращавшихся с «Gotenkopf»36 товарищей. — О, они совершенно безумные: прямо под плоскость бомбы подвешивают, без парашютов летают!
— Говорят, они умеют быть невидимыми! — вмешался второй стрелок и искушающе добавил. — За каждую сбитую дают железный крест.
Глаза Хейнца вспыхнули:
— Они считают себя бомбардировщиками? — он скривился. — А как же три «К»: Kinder, Küche, Kirche?37 А уж самкам унтерменшей38 точно не место в германском небе. — и он снова потянул штурвал, выводя «Хейнкель» на сближение.
— Отставить, обер-лейтенант! — лающая команда гулко отдалась в кабине бомбардировщика.
Хейнц медленно обернулся, и его улыбка не предвещала ничего доброго:
— При всем уважении, герр лейтенант. — подчеркнул звание противника он. — На борту самолета командую я и…
— И летите не к матушке на именины, а выполняете приказ фюрера! — перебил его гестаповец. — Ваша задача — доставить нас в Берлин, а не… охотиться на железные кресты за случайных русских фройляйн! Если наш… — он бросил взгляд на истерзанное тело. — …подопечный вовремя не прибудет в Берлин, пойдете под трибунал.
— Кому нужен этот русский? — уже сдаваясь, проворчал пилот.
— Это уже не ваше дело, обер-лейтенант. — любезно сообщил гестаповец и от этой любезности штурману стало не по себе, да и пилот слегка спал с лица.
— Повезло русской! — сквозь зубы процедил он. — Даже не узнает, что своей жизнью обязана гестапо!
Гестаповец на это лишь усмехнулся. «Хейнкель» вернулся на курс… русская этажерка как привязанная последовала за ним.
— Похоже, ты ей понравился, Хейнц! — хмыкнул штурман.
Пилот бросил злой взгляд на невозмутимо тарахтящую рядом этажерку: