Ирландия

Так почему же он ехал туда? За те месяцы, что прошли после их расставания, он часто думал о Килинн. Конечно, она его оскорбила. И были минуты, когда, до боли стискивая кулаки, он клялся себе, что никогда больше не взглянет ни на одну женщину. Но все же, будучи великодушным человеком, он пытался понять, что могло заставить Килинн вести себя именно так, и, узнав от людей, близко знавших ее семью, побольше о ее муже, он наконец стал понимать, что она чувствовала. Это объясняло ее поведение, и он был готов простить ее, но вот презрение к его собственным чувствам, которое она и не пыталась скрыть, забыть не мог. Моран рассказал ему о поездке в Ратмайнс. И, хорошо все обдумав, Харольд решил согласиться с другом в том, что следует подождать, пока Килинн сама не сделает первый шаг. Но этого не случилось.

Когда Моран предупредил Килинн, что у нее есть соперницы, он не совсем лукавил. Две женщины действительно вполне ясно дали Харольду понять, что не станут возражать, если он проявит к ним интерес. Одна из них, это Харольд знал наверняка, по-настоящему любила его, да и вторая, которую он, впрочем, считал немного глуповатой, тоже была в него влюблена. Любила ли его Килинн? Навряд ли. На ее счет Харольд не слишком обольщался. Во всяком случае, пока не любила. Но любую из этих двух женщин он мог бы сделать счастливой, и его собственная жизнь тоже наверняка стала бы легкой и радостной.

Возможно, в этом-то и крылась главная причина. Уж слишком легкую жизнь предлагали ему обе эти женщины, при всей их привлекательности. Килинн же, несмотря на все ее недостатки, была ему гораздо интереснее. А Харольд, даже в зрелом возрасте, казалось, все еще продолжал искать волнений и трудностей.

Так или иначе, но, обдумав все хорошенько еще раз, в последний день марта он сел на коня и поехал в Ратмайнс. Он не знал, что станет говорить ей. Это во многом зависело от того, как она его встретит. Но, помня об их прошлых встречах, он, как и тогда, решил слушаться своего сердца. И все же, когда показались знакомые ворота, он снова спросил себя, а правильно ли он поступает.

Если Харольд хотел удивить ее своим появлением, то своей цели он безусловно добился. Когда он въезжал в ворота, Килинн как раз доила корову. Обернувшись, она вскочила со скамейки, на которой сидела, быстро смахнула с лица густую прядь темных волос, оправила платье двумя руками и устремила на незваного гостя взгляд огромных зеленых глаз, не предвещавший ничего хорошего. На мгновение ему даже показалось, что он вот-вот услышит какую-нибудь грубость, но вместо этого она сказала:

– Харольд сын Олафа, мы не знали, что ты приедешь. – И угрожающе замолчала.

– День сегодня чудесный. Вот я и подумал, а не прокатиться ли в вашу сторону, – любезно ответил Харольд, глядя на нее.

А потом, по-прежнему оставаясь в седле, словно был готов в любую минуту повернуть обратно, начал непринужденно рассказывать о своем поместье, о событиях в Дифлине, о грузе вина, прибывшем в порт недавно. Говоря это, он то и дело улыбался – спокойно и приветливо. И ни единым намеком – ни словом, ни взглядом – не напомнил ей о том оскорблении, которое она нанесла ему, и об извинениях, которые ему задолжала. Он был великолепен. Этого Килинн не смогла бы отрицать.

Но больше всего ее потрясло другое. За бурные месяцы, что прошли после их расставания, она и забыла, как он хорош. Когда, услышав стук копыт, она повернулась к воротам и увидела его, ее будто ударили наотмашь. На великолепном скакуне со сверкающей сбруей сидел стройный, словно юноша, синеглазый рыжебородый красавец. Ей вдруг стало трудно дышать. Чтобы как-то отвлечь его внимание, она принялась расправлять платье, пытаясь хоть немного выровнять дыхание. Ей пришлось приложить все свои усилия, чтобы не покраснеть, и, боясь, что он заметит ее волнение, она нарочно смотрела на него с холодной яростью, лишь бы он не догадался о ее истинных чувствах. Но все то время, пока он говорил, она так и не смогла до конца успокоиться и постоянно ощущала, как сильно колотится сердце.

А тем временем Харольд, безмятежно глядя на нее, решил перейти к главному.

– В прошлом году, – с безупречным хладнокровием заметил он, – шла речь о том, что мы с тобой поженимся. – (Килинн молчала, опустив глаза.) – Время идет, – продолжал он. – Люди движутся дальше. – Он помолчал достаточно долго, чтобы Килинн осознала его слова. – Но я подумал, что мне следует к тебе заехать. – Он обаятельно улыбнулся. – Мне бы не хотелось потерять тебя из-за обычной небрежности. В конце концов, – любезно добавил он, – ты того стоишь.

Килинн пришлось принять комплимент. А что еще ей оставалось?

– Просто были некоторые трудности… – Наклонив голову, с трудом выговорила она, так и не сказав ему ни слова извинения.

– Но ведь их можно преодолеть? – предположил Харольд.

– Разные трудности…

Она чуть было не заговорила о религии, но вовремя спохватилась.