Ирландские чудные сказания

Думал он и о том, что когда-нибудь умрет, и мысль эта не была неприятна, ибо полжизни его были вдали от него, на землях короля Лейнстера, а во второй полжизни, что осталась у него, — никакой соли.

Так размышлял он, когда появился на лугу перед ним мак ан-Дав, и Монган заметил, что мак ан-Дав бредет, как старик.

Двигался он маленькими неспешными шагами, коленки не расслаблял, а потому шел одеревенело. Одна ступня жалко вывернулась наружу, а вторая — скорбно внутрь. Грудь ввалилась, голова торчала и болталась там, где полагалось быть груди, руки скрючило впереди, ладони вывихнуты — одна на восток, вторая на запад.

— Как поживаешь, мак ан-Дав? — спросил король, — Плохо, — ответил мак ан-Дав.

— Солнца ли свет я вижу, мой друг? — спросил король.

— Может, и солнца, — ответил мак ан-Дав, с любопытством вглядываясь в желтое сияние, лившееся на них, — а может, это желтый туман.

— Что вообще есть жизнь? — проговорил король.

Усталость да измождение, — сказал мак ан-Дав. — Долгий зевок без сонливости. Пчела, потерявшаяся в полуночи, жужжащая у оконного стекла. Шум связанной собаки. Нечто, недостойное грез. Просто ничто.

— Как точно излагаешь ты мысли мои о Дув-Лахе, — промолвил король.

— Сам я думал о своем ягненочке, — сказал мак ан-Дав. — Думал о моем сокровище, моей чаше веселья, трепете сердца моего. — И тут разразился он слезами.

— Ахти нам! — сказал король.

— Но, — причитал мак ан-Дав, — имею ль я право жаловаться? Я лишь слуга, и, хотя никаких сделок с королем Лейнстера — да и вообще ни с каким королем — не заключал я, жена моя не со мной, будто сама она спутница владыки, как Дув-Лаха.

Монган опечалился за слугу и встал.

— Собираюсь послать тебя к Дув-Лахе.

— Где одна, там будет и вторая! — радостно воскликнул мак ан-Дав.

— Ступай, — сказал Монган, — в Рат-Дескирт, что в Бреге⁹⁹; знаешь такое место?

— Знаю, как мой язык знает мои же зубы.

— Дув-Лаха там, повидай ее и спроси, что мне предпринять.

Мак ан-Дав сходил и вернулся.

— Дув-Лаха говорит, чтоб ты шел к ней немедля, ибо король Лейнстера странствует по своим землям, а Кевин Кохлах, колесничий, домогается к ней с любовью и хочет, чтобы она с ним сбежала.

Монган отправился в путь, и вскоре — поскольку шагали день и ночь — оказались они в Бреге, пробрались в укрепление, но не успели войти, как пришлось убраться: короля Лейнстера предупредили о приходе Монгана, и он миг в миг вернулся к себе.

Когда люди Ольстера заметили, в каком состоянии Монган, — очень расстроились и из сострадания к своему королю все сплошь заболели. Благородные предложили ему пойти войной на Лейнстер, убить тамошнего короля и вернуть Дув-Лаху, но Монган не одобрил.

— Ибо, — сказал он, — то, что утратил я по собственной ошибке, должен вернуть собственным умением.

Молвил он так, и дух его воспрянул, и позвал он мак ан-Дава.

— Знаешь, друг мой, — сказал Монган, — не могу я вернуть Дув-Лаху, покуда король Лейнстера не велит ее забрать, ибо сделка есть сделка.

— Такое случится, когда свиньи взлетят, — сказал мак ан-Дав, — и, — продолжил он, — я никаких сделок ни с каким королем на белом свете не заключал.

— Я слыхал, ты это уже говорил, — заметил Монган.

— И буду говорить до Судного дня, — вскричал слуга, — ибо жена моя удалилась к тому клятому королю, и у него теперь с твоей дурной сделки двойной барыш.

Монган и слуга отправились тут в Лейнстер.

Приблизившись к той земле, обнаружили они громадную толпу на дороге и узнали, что король устраивает праздник в честь женитьбы на Дув-Лахе: год ожидания почти истек, и король поклялся, что дольше тянуть не будет.

И двинулись они дальше поэтому, но — упав духом, — и наконец увидели стены королевского дворца, что высились перед ними, и благородное собрание, что прогуливалось по лугу туда и сюда.

Глава девятнадцатая

Уселись они так, чтобы видеть королевский чертог и собраться с силами.

— Как мы попадем в цитадель? — спросил мак ан-Дав.

Ибо стояла стража у великих ворот, и копейщики вдоль стен, густо, а также люди, что мечут горячее варево с кровли, размещены были где положено.

— Не скоком, так боком, — ответил Монган.

— И так, и эдак сгодится, — сказал мак ан-Дав, — и как ты решишь, так и я за тобой.

И тут увидали они Каргу Мельничиху[16] и шла она с мельницы, что стояла чуть дальше по дороге.

Карга Мельничиха была костлявой старухой, тощей жердью с чудными ногами. Одна ступня у нее была велика ей так, что, когда поднимала ее Карга, ступня тащила ее за собой; вторая же ступня была ей слишком мала, и когда Карга поднимала ее — не соображала, что с нею делать. Старуха была такая дылда, что, казалось, ей и конца не видать, и такая тощая, что вроде как и не видать ее вовсе. Один глаз у нее был на носу, нос висел с подбородка, а вокруг него торчала щетина. Одетая в красную тряпку, что на самом деле была дырой с бахромой по краям, старуха пела «Ой, молчи, моя зазноба» кошке, что вякала у нее на плече.