Ирландское сердце

Потом я решила попробовать устроиться служащей в книжной лавке и связалась по этому поводу с Адриенной Монье, а потом и с Сильвией Бич. Но ни одна из них так и не смогла открыть свой магазин.

– А не хотите ли на должность секретарши? – предложила мне Сильвия. – Эдит Уортон как раз ищет подходящую кандидатуру.

И я пошла к знаменитой Эдит Уортон, несмотря на то что не умела ни печатать на машинке, ни стенографировать. «Эх, была бы здесь Мейм. Вот кто знал толк в машинописи», – подумала я, и у меня кольнуло в сердце. Все-таки ужасно, что я больше никогда не увижу никого из них. На прошлой неделе мне приснилось, что мы сидим на крыльце у тети Кейт Ларни и потягиваем лимонад, пока мальчики пьют свое пиво, – совсем как в тот вечер перед появлением Тима Макшейна. Только в моем сне его «Олдсмобиль» проехал мимо. И у меня с ним не было ничего общего. Я проснулась, горько жалея, что это был лишь сон.

Эдит Уортон жила в громадной квартире в предместье Сен-Жермен. Очень шикарно, но у нее были на то семейные деньги. На продаже своих книжек она бы так развернуться не смогла. «Вот, наконец, женщина, которая смогла устроить себе нормальную жизнь, не срываясь с рельсов под действием разных страстей», – подумала я, когда ее горничная провела меня в ее гостиную.

Я села на явно старинный диван – наверно, времен короля Луи. Когда вошла Эдит Уортон, я вскочила. Она была довольно любезна со мной, но несколько напряглась и выказала свое неудовольствие, когда я сообщила ей, что печатать на машинке не умею, но ужасно хочу научиться.

Она покачала головой и спросила, как я собираюсь оставаться в Париже, если не могу обеспечить себя. На это я ответила, что должна найти какой-то способ, потому что возвращаться домой не желаю.

– Никто из нас этого не желает, – проворчала она, а потом ни с того ни с сего сообщила, что ей удалось пристроить собственного мужа в Бостоне и теперь она собирается жить здесь постоянно без него.

– Мне представляется, Нора, что жизнь может быть туго натянутым канатом, как в цирке, а может быть пуховой периной. Для себя я выбрала канат.

– Что ж, – сказала я, – в этом у нас с вами есть кое-что общее.

Я сообщила о своем визите Сильвии, и та рассказала мне, что Эдит нашла себе любовника сорока девяти лет и это, вероятно, ее первый по-настоящему реальный сексуальный опыт в жизни.

– И кто он? – поинтересовалась я.

– Кто-то из друзей Генри Джеймса, – ответила она.

«Никогда не поздно», – подумала я. Кстати, когда же все-таки вернется Питер Кили?

Глава 15

Июнь, 1914

– У меня есть для вас одна возможность, – сказала мне мадам Симон.

Наступил июнь. И я была по-настоящему обеспокоена. Все мои сбережения почти иссякли. Клиенты к мадам Симон не ходили, а на улицах Парижа туристов становилось все меньше и меньше. Весь мир, казалось, затаил дыхание и прислушивается к первым тяжелым передвижениям армий.

– Жанна Пакен, – уточнила она.

Жанну Пакен мадам Симон одобряла. В отличие от Шанель, эта модельер работала в величественной классической манере, как Пуаре или Чарльз Уорт. Я тоже восхищалась ее моделями. Ее тщательно продуманные платья были достаточно простыми, чтобы быть красивыми. В молодости они с мадам Симон работали вместе портнихами в Доме моды Руфф.

– Я виделась с Жанной вчера. Она хочет, чтобы фотографии ее изделий появились в «Ла Газетт дю Бон Тон», – пояснила мадам Симон.

Я знала этот журнал. Очень шикарный, очень дорогой, с цветными иллюстрациями. А теперь еще и с фотографиями.

– Для этих целей она хочет нанять фотографа. Я порекомендовала вас.

– Благодарю, мадам, но для этого я недостаточно хорошо владею… В смысле, я ведь только начинаю, и я…

– Сделайте это своим достоинством, – перебила меня она. – Скажите ей, что у вас свежий взгляд, новые идеи. К тому же очень скоро все мужчины будут на войне. И неплохо иметь под рукой замену им в лице женщины.

«Свежий взгляд, новые идеи», – повторяла я про себя, подходя к Дому моды Пакен на Рю-де-ля-Пэ. Мастерская Жанны находилась рядом с обителью «больших мальчиков», Пуаре и Уорта.

– Жанна Пакен не терпит всякой ерунды, – проинструктировала меня мадам Симон. – И никаких светских бесед. Будьте с ней прямой и очень конкретной. Будьте американкой.

Такое невероятно синее небо простиралось над Парижем только в начале лета. Как и в Чикаго, это был короткий приятный период перед тем, как жара и влажность июля и августа поглотят город. Конечно, тут нет озера Мичиган, так что прохладному бризу взяться было неоткуда. Стоп, Нора. Не позволяй себе грезить о городе, который никогда больше не увидишь. Как там говорит Гертруда Стайн? «Америка – моя страна, но мой родной город – Париж». Для меня теперь тоже, Гертруда.

– Они с Алисой запаковали свои картины и обе уехали в Испанию, – сообщила мне мадам Симон. – Думают, боши Испанию не тронут.