Ирландское сердце

Итак. Во-первых, Джон Куинн не испытывал никакого энтузиазма по поводу того, что он называл «бунтом». Он писал, что дело это было «печальным, безумным, трагичным и заранее обреченным на неудачу». Но в катастрофе он винил либеральную партию Британии. «Нельзя выразить словами мою ярость, презрение и отвращение по отношению к Асквиту. Редмонд выполнил свою часть уговора и был предан», – писал он.

– Выходит, Куинн поддерживал Редмонда? – спросила я у отца Кевина.

– Это называется «американское понимание игры по правилам», – пояснил отец Кевин. – Он считал, что, раз Редмонд рекрутировал солдат для британской армии, правительство сдержит свое слово и пожалует Ирландии гомруль. Но мы не получили ничего. Теперь наших парней убивают на Сомме, под Верденом, в Галлиполи. В прошлом месяце был убит родной брат Редмонда.

Мы с отцом Кевином переглянулись. Что я могла на это сказать?

Отец Кевин вновь поднял письмо. Куинн писал, что боролся за то, чтобы спасти Роджера Кейсмента и других лидеров восстания. Он перечислял влиятельных людей, которых собрал вокруг себя, чтобы позвонить британцам и попросить о милосердии. Это был очень впечатляющий список. Куинн, безусловно, нанес сильный удар. Однако, поиграв мускулами своего влияния и возможностей, потерпел неудачу. И это ему очень не понравилось.

Куинн приводил аргументы, которые привел англичанам. Расстрел ирландских лидеров вызовет у народа по отношению к ним не меньшую ненависть, чем гибель «Лузитании» по отношению к немцам. Они не прислушались к его предупреждению. Куинн писал так: «Теперь для Англии уже невозможно выставлять себя поборником интересов малых наций. А для Соединенных Штатов представляется абсолютно немыслимым вступить в войну на стороне англичан. В настоящее время единственным сторонником либеральных идей выступает только Франция».

– Хм-м-м, – задумчиво протянул отец Кевин. – Это как раз та позиция, которую теперь займут те, кто желает, чтобы Америка воевала. «Сражаться за Францию! Vive Lafayette![171]»

– Но Вудро Вильсон не хочет войны, – возразила я.

– Вы в этом уверены? – спросил отец Кевин.

Я думала о словах Хелен Келлер. Какую роль на самом деле играют политики, если крупные бизнесмены уже твердо решили участвовать в войне? Следующий абзац своего письма Куинн посвятил предупреждению Мод, чтобы она не выставляла себя прогермански настроенной. Он даже выразил недовольство тем, что поминальную службу по ирландским мученикам в Карнеги-Холле проводил Виктор Герберт[172]. «Его мать, может, и ирландка, – писал Куинн, – зато сам-то он немец до мозга костей».

– Виктор Герберт? – оживившись, переспросила я. – «Капризная Мариетта»? «Ах, сладкая загадка жизни»? Никогда не думала, что он занимается политикой.

Отец Кевин, похоже, понятия не имел, о чем это я, и продолжил читать письмо.

– Куинн тут пишет, что многие ирландские политики считают, будто государственное мышление предполагает ненависть к Англии, – сказал отец Кевин. – Насчет этого Куинн прав.

– Да неужели? Как вообще кто-то может не презирать Англию сейчас, после всего этого?

– Мы не можем позволить, чтобы нас захлестнула ненависть, иначе британцы победили. В конечном счете мы должны будем найти с ними компромисс. Необходимо с каждой из сторон найти людей, которые не ослеплены предубеждением.

– Желаю удачи, – фыркнула я.

– Но вы взгляните сюда, – сказал отец Кевин, показывая на письмо. – Куинн пишет, что помочь в получении помилования пытался также и Спринг Райс, посол Британии в Соединенных Штатах.

– Он имеет какое-то отношение к Мэри? – спросила я.

– Имеет, – ответил отец Кевин. – Не забывайте, что у этого класса есть настоящие теплые чувства к Ирландии. В конце концов, Мод и Констанция тоже поменяли веру.

– Но они же женщины, отец Кевин, – возразила я. – Мужчины так легко от своих убеждений не отказываются.

Я думала о том мерзком британском генерале Уилсоне.

В конце письма нас ждал сюрприз. Куинн признавался, что чувствует себя «несчастным и беспомощным». Нелегко признавать такое человеку, который всегда привык быть на виду. Возможно, именно поэтому он так суров к американским ирландцам, которые поощряли тех молодых парней к восстанию. «Им-то не приходилось для этого рисковать своей жизнью или жизнью своих близких», – писал он в заключение.

– Он прав, в этом все и дело, – сказала я отцу Кевину. – Легко быть смелым, находясь за три тысячи миль.

В своем письме Куинн также спрашивал Мод, почему Пирс и Коннолли не могли подождать окончания войны.

– Действительно – почему? – задала я тот же вопрос отцу Кевину.

– Проблема в том, что большинство волонтеров действительно ждали этого, – ответил он. – Приказ к восстанию был отдан, потом отменен, а затем отдан вновь.

Бардак, как выразился бы об этом Пол О’Тул.

Я быстро пробежала глазами оставшуюся часть письма.