Иррациональное в русской культуре. Сборник статей

Подобно большинству православных, Ивановская в попытках вернуть себе здоровье обращалась и к медицинским, и к церковным авторитетам. В итоге ни те ни другие ей почти ничем не помогли. Священник, к которому она пришла исповедаться в своих грехах, отказался выслушивать ее исповедь, пока она ему не заплатит. Почти не имея денег для того, чтобы прокормить себя и ребенка, она горько разрыдалась и ушла от непреклонного священника, чувствуя себя брошенной и Богом, и церковью. По ее словам, после утраты веры она стала совсем пропащей и «развратилась еще больше». Болезнь снова привела Ивановскую в больницу, где она провела несколько месяцев; после выписки ее три с лишним года лечили от «женских болезней», диагностированных как воспаление тазовых органов (инфекция матки и яичников, вызванная бактериями, передающимися половым путем, такими как хламидии или гонококки)[154]. Ее состояние продолжало ухудшаться, и через какое-то время она уже не могла ходить без костылей. «Я не Бог», – признался ее петербургский врач и заявил ей, что не в состоянии ее вылечить и что ей остается только отправиться за границу для лечения и хирургической операции (единственного известного средства от этой болезни до изобретения антибиотиков).

Не имея ни веры, ни надежды, ни финансовых ресурсов, чтобы лечиться за пределами России, Ивановская решила пойти к гадалке, чтобы с ее помощью решить, как ей жить дальше, но вместо этого кто-то отправил ее в Петровский парк, где регулярно проповедовал «братец Иоанн» (Чуриков) и где люди обращались к нему с просьбами помолиться за них. Ивановская, в то время явно не имея понятия о непоколебимой преданности Чурикова Библии и трезвости, явилась к нему в состоянии заметного опьянения, и тот не пожелал с ней разговаривать. Однако вскоре она вновь пришла к «братцу Иоанну», назвавшись алкоголичкой и ужасно распутной женщиной. В ответ он наказал ей исповедаться в грехах у священника (а следовательно, ей пришлось бы еще и поститься) и обратился к ней с довольно смутными, но обнадеживающими словами: «В тине тебя Господь встретил, ты будешь счастливая». Помимо этого, «братец Иоанн», согласно своему обычаю, дал ей сахару в знак того, что теперь ее горькая жизнь станет сладкой (а также, возможно, для того, чтобы помочь ей справиться с абстинентным синдромом). Однако Ивановская неожиданно отказалась от сахара, заявив, что ей надо съесть его в сто раз больше, чтобы почувствовать от него какую-либо пользу.

Этот первый разговор Ивановской с «братцем Иоанном», при всей ее несомненной ожесточенности, очевидно, дал ей какую-то надежду, потому что вскоре она стала более или менее регулярно посещать его воскресные «беседы». На этих «беседах», находясь среди сотен людей, стоящих плечом к плечу, она слушала, как Чуриков декламирует отрывки из Библии и тут же извлекает из них поучительные нравственные уроки, касающиеся таких проблем повседневной жизни, как безработица, воровство, болезни, семейные неурядицы, – и в первую очередь греха пьянства[155]. После двух или трех часов эмоционально заряженной проповеди Чуриков приветствовал своих поклонников по отдельности, а впоследствии стал приглашать желающих составить ему компанию за чаем и разговором.

Хотя мы не знаем, насколько велик был уровень вовлеченности Ивановской в эти «беседы», она свидетельствовала, что проповеди Чурикова ей очень нравились и способствовали пробуждению давно уснувшей в ней веры. Кроме того, они побудили Ивановскую, как и многих других людей до и после нее, к тому, чтобы навсегда отказаться от алкоголя, и дали силы для этого. Тем не менее она по-прежнему очень страдала от своей болезни и решила, что ей все-таки не обойтись без операции. По-видимому, источником ее колебаний служили лишь опасения за участь дочери. (Как она собиралась достать деньги на операцию, непонятно.) Однако прежде чем снова обратиться к врачам, она попросила «братца Иоанна» помолиться о ее здоровье, и тот выполнил ее просьбу. Но он не пожелал благословлять ее на операцию и поддерживать ее в этом решении. Наоборот, он ясно дал понять, что не верит в хирургию[156], поскольку «Господь не учил ножом и ядом лечить людей»[157], а учил их молиться друг за друга. Вместо операции он посоветовал ей снова искать благословения у священника – а в случае ее отказа обещал дать ей целебное масло и строго наказывал поститься. Эти средства, по его заверениям, должны были принести ей исцеление[158].