Иррациональное в русской культуре. Сборник статей

Далее Тривус свидетельствовал, что исцеления, подобные тому, которое описывала Ивановская, вполне «возможны» и рациональны, если понимать их как «психо-физические явления»[170]. Затем он предложил более обстоятельное (и «научное») объяснение. Говоря конкретно, он утверждал, что личность существует в двух сферах: одна из них – сознательная, а вторая – бессознательная, и она в тысячу раз сильнее первой, хотя до сих пор в целом остается неизвестной для исследователей. (Ожидая, что его читателями будут в основном неспециалисты, он ссылался на дыхание как на пример значимости бессознательных процессов.) В сфере бессознательного, продолжал он, в мозгу развиваются те центры, которые способны делать то, на что человек неспособен, когда он пребывает в сознательном состоянии и подвергается воздействию всевозможных стимулов: «Наша сознательная жизнь слаба, потому что находится под влиянием многих тормозов. Но если бы я, подобно аскету, смог устранить эти тормозы, и заглушив сознательную сферу, перейти в бессознательную, то я в ней мог бы творить чудеса. Тогда, быть может, я смог бы читать мысли у других, делать открытия, разрешать трудные проблемы и пр.»[171]. В этой связи он подчеркивал то значение, которое имел «громадный нравственный авторитет» Чурикова, делавший его «внушение» очень мощным, особенно во время его воскресных «бесед», когда тот в течение продолжительного времени и в условиях повышенного религиозного возбуждения находился в контакте со своими последователями[172]. На этот последний момент указывало и несколько других специалистов, ответивших на вопросы Трегубова, включая доктора П.Я. Розенбаха, подчеркивавшего, что «чудеса» Чурикова зависят от его регулярных контактов с последователями, потому что «вера требует все новых и новых возбудителей»[173].

Подобно Тривусу, врач М.Д. Лион тоже некоторое время знал Чурикова – собственно говоря, с 1898 года, когда он выполнял обязанности заместителя директора в Самарской психиатрической лечебнице, куда церковные власти отправили «братца Иоанна» на обследование в первые годы после того, как он начал проповедовать. К моменту расследования Трегубова Лион работал с эпилептиками на Петербургской стороне. Подобно другим врачам, Лион утверждал, что «чудесное» исцеление Ивановской вполне объяснимо с точки зрения науки, но он затем повернул разговор в другую сторону, признав, что медицина начала осознавать способность тела к самоизлечению и что «дух» является одним из самых мощных природных средств для защиты организма от болезней[174]. Таким образом, Лион еще более прямо, чем Тривус, подчеркивал функциональное значение духовных методов исцеления и то, в какой степени этот процесс зависит от пациента (а не от целителя): «Чем больше нам удается укрепить дух больного, тем сильнее будет его самооборона в борьбе с болезнью»[175]. (С этим утверждением, несомненно, согласился бы и сам Чуриков.)

Лион, подобно другим, подчеркивал и то, что Чуриков «магически действует на психику» и здоровых, и больных людей, вступающих с ним в контакт. В глазах Лиона, как и в глазах доктора Никитина (который участвовал в открытии мощей Серафима Саровского), важной предпосылкой для того, чтобы «внушение» привело к исцелению, служила вовсе не особенная харизматичность целителя (которой, по-видимому, обладал Чуриков), а скорее наличие у пациента веры в него, вне зависимости от того, достоин ли целитель этой веры и какого подхода он придерживается – религиозного или медицинского[176]. Иными словами, Ивановская по сути вылечилась благодаря своей вере в Чурикова как в целителя – а совсем не обязательно благодаря его целительским способностям. Свой вклад в дискуссию внес и психиатр В.М. Бехтерев, отмечавший, что при излечении абсолютно необходима вера в целителя – и наоборот, отсутствие веры может стать препятствием к излечению[177]. Какушкин несколько снисходительно говорил то же самое, когда указывал, что «многолюдное паломничество к братцу Иоанну есть проявление давнишнего стремления русского темного люда к новой жизни»[178].

Короче говоря, представляется, что если медицинские специалисты совместно (и порой подчеркнуто) отрицали возможность «чудес», то некоторые из них были готовы приписать позитивную роль «иррациональным» верованиям, которые обеспечивали выздоровление последователей Чурикова. Отрицая идею о том, что его молитвы непосредственно улучшали физическое состояние больных или изменяли их (подобно тому, как к этому может привести прием лекарств), такие медики признавали, что уверенность больного в действенности его молитв повышала способность организма к самоисцелению в силу того, что она 1) побуждала больного к тому, чтобы относиться к себе более внимательно, и 2) освобождала его подсознание, тем самым способствуя запуску процессов самоисцеления.