Иррациональное в русской культуре. Сборник статей

Как указывалось выше, врачи, интересовавшиеся излечением организма при помощи гипноза, придавали достоинствам целителя куда меньшее значение, чем вере пациента в него. Однако в глазах священнослужителя, ставившего духовное здоровье намного выше телесного, достоинства «чудотворца» играли принципиальную роль, а как четко давал понять Вениамин, Чуриков не соответствовал стандартам благочестия, ожидавшимся от сосуда Божьей милости. Главное обвинение, выдвигавшееся Вениамином в этом отношении, сводилось к тому, что у Чурикова отсутствовало смирение, считавшееся необходимым атрибутом истинной святости[197]. Хотя последователи Чурикова верили в то, что его добрые дела являются признаком его праведной души, Вениамин напоминал им о том, что свидетельством праведности людей служат не только их поступки, но и то, в каком духе они живут. Хотя Чуриков по видимости воплощал в себе многие качества святого старца – аскетизм, преданность Писанию, способность облегчать страдания, – он не выказывал необходимого смирения, позволяя своим последователям слишком сильно почитать себя, причем дело доходило до провозглашения Чурикова святым и даже до его «обожествления». Примеры такого «чрезмерного» почитания имелись в большом количестве: поклонники Чурикова сделали его большой снимок и поставили рядом с иконами; после «бесед» они кланялись ему и целовали его руку; наконец, они явно предпочитали его «беседы» молитвам и церковным службам. Но что самое главное, они прониклись убеждением в том, что от него зависит их спасение. Собственно говоря, как отмечал Вениамин, некоторые «трезвенники» прямо называли «братца Иоанна» своим «спасителем»[198].

Хотя вину за такое чрезмерное почитание можно было бы возложить на последователей Чурикова (подобно тому, как поступила церковь по отношению к радикальным почитателям отца Иоанна Кронштадтского), Вениамин объявлял ответственным за это одного лишь Чурикова, обвиняя его в том, что он не положил конец такому поведению своих приверженцев и поощрял их веру в свои целительские способности. Так, он утверждал, что Чуриков заставлял своих почитателей верить в его святость: «Ты для них и священник, и архиерей, и Церковь, и чуть не сам Христос. Ты – все для них»[199]. Чуриков, со своей стороны, неоднократно приписывал все осуществленные им исцеления Богу и уверял окружающих в своей вере в Бога и в церковь. Но чем больше он настаивал на своем благочестии, тем сильнее эта настойчивость воспринималась как «гордыня» и признак того, что ему не свойственны «внутренняя святость» и «смирение», которыми отличаются истинные слуги Божии[200]. Соответственно, вера последователей в Чурикова представляла собой пагубную, а не целительную силу и вела их не к спасению, а в объятья Антихриста.

В итоге заявления Ивановской о том, что ее чудесным образом исцелил Чуриков, по большей части были отвергнуты «экспертами» как из медицинских, так и из религиозных кругов. Однако, как указывается в настоящей статье, «светская» Россия в целом проявляла больше склонности к признанию иррациональных типов веры и лечения, чем церковь. Если врачи были готовы допускать терапевтическую ценность широко распространенной среди людей веры в чудотворцев, а такие светские фигуры, как Н.М. Жданов, усматривали социальную ценность в «чудесном» преображении нездоровой и порой опасной прослойки населения, то такие религиозные авторитеты, как Вениамин, не могли смириться с деятельностью Чурикова в рамках православного благочестия. В известной степени дискуссия между церковными властями и последователями Чурикова в отношении его чудес – как и вопрос о его святости – отражала широкий конфликт между церковью, для которой святые играли роль «светочей благочестия», с одной стороны, и мирянами, в целом придерживавшимися инструментальной позиции: «мощи – постольку мощи» (а святые – постольку святые), поскольку они творят чудеса[201]. Но если церковные власти были готовы порой поддержать восторженное отношение мирян к некоторым избранным святым[202], то на Чурикова это отношение не распространялось, и его дело было использовано как предлог, чтобы четко дать понять: никто, кроме церкви, не обладает достаточным авторитетом для выявления истины в релятивистском мире и благочестия во все сильнее секуляризирующемся обществе.