Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2

Во-первых, она сотворяет коктейль из хилиазма и гностицизма, который вызывает странное ощущение какого-то отчаянного лихачества, никак не сочетаемого, в моем, например, сознании, с образом Пиамы Павловны и с ее каноническими научными текстами.

Во-вторых, она подчеркивает, что это жуткая напасть. Ириней Лионский — это жуткая напасть? Иоахим Флорский?

И, в-третьих, она говорит, что спасло мир от этого неописуемого и ею лихо изобретенного коктейля. Так что же? Цитирую Пиаму Павловну: «Существенную роль в преодолении хилиастических умонастроений играл элемент эллинизма, позволявший освободиться от слишком чувственно-материального представления о радостях земного рая, представления, характерного для ветхозаветной традиции».

От ветхозаветной традиции (от Библии то есть) христианство спас эллинизм (то есть язычество). Понятно, что это называется «деиудизация христианства». Но главное тут не в деиудизации (это многие уже пробовали), а в эллинизации (что тоже пробовали, но не в такой степени). И опять слово Пиаме Павловне: «Преодолеть апокалиптические и хилиастические настроения, а также связанное с ними слишком чувственное, материалистическое представление о грядущем Царстве Божьем (у Иоахима Флорского оно материалистическое и чувственное? — С.К.), Августину, как и восточным отцам Церкви, помогла эллинская философия — прежде всего, платонизм. И это — несмотря на существенные различия, существовавшие между христианством и учениями Платона, Плотина, Порфирия и др».

Итак, Платон, Плотин и Порфирий. Запоминаем — и цитируем дальше:

«Вот что постиг Августин, изучая книги неоплатоников: во-первых, «истинно существует только то, что пребывает неизменным» (Исповедь, 7,11), и, во-вторых, к неизменному, вечному ближе всего бестелесное, сверхчувственное, духовное начало, тогда как чувственные явления преходящи и изменчивы».

Начали с борьбы против хилиастической красной заразы («Красного проекта», как скажут другие), а кончили борьбой с развитием. Политическая теория развития только тогда теория, когда она прослеживает, как начинают с охоты на определенных политических ведьм, а кончают тем самым запретом на развитие, который я уже назвал «деанаптуэзацией» (напоминаю, что «анаптуэ» (греч.) — «развитие»).

Истинно лишь неизменное? Тогда в чем благость развития? Оно не истинно. Ведь развитие — это движение. Причем не любое, а восходящее и наделенное способностью к качественному усложнению. Если истинно лишь то, что пребывает неизменным (то есть не обладает атрибутом движения), то любое движение — неистинно, ибо оно не просто лишено неизменности, но оно бросает ей вызов.

Но и это не все. П.Гайденко и А.Лоргус, наступая с двух сторон, хотят устроить Развитию пресловутые «клещи», окружить и разгромить его. Вот что такое соединение метафизики развития с политической актуальностью. Поскольку чем ближе «всё» к неизменному, тем это «всё» становится менее оформленным (чем бестелеснее — в смысле любого тела, — тем неизменее, а значит, истиннее), то абсолютно истинное абсолютно же лишено телесности и оформленности.

Что, неизвестно, как это называется? Это не просто Ничто любимых Пиамой Павловной экзистенциалистов и Nihil ненавидимых ею нигилистов… Нет, это нечто покруче. Это Иное. То есть некое находящееся выше Творца непроявленное благо с его эманациями. Но тогда ясно, в чем идеал спасения. Он не в полноте бытия в условиях попранной смерти, а в «блаженном небытии». Ясно и что такое «блаженное небытие». Это растворение в Пустоте, которое и есть единственное совсем бестелесное и потому истинное.

Спросят: а почему бы нет? Отвечаю: абсолютно правомочное возражение.

Я никоим образом не собираюсь дискредитировать такой тип воззрений. Я только хочу оговорить, что это один из типов воззрений. Один из типов, а не истина в последней инстанции. Что у этого типа воззрения есть научное имя. Это называется эманационизм. Его действительно пропихивали греки, опираясь на близких Пиаме Павловне Платона, Плотина и Порфирия.