— Они не могут с вами так поступить, — повторила она.
— Я здесь ни при чем. Но если ты собралась что-то делать, то пообещай подумать о себе и сделать, как я сказал. Брось и больше не возвращайся.
Стиви почувствовала, что ей на глаза навернулись обжигающие слезы. Порой тому виной был ветер. Но только не сейчас.
— Обещаешь? — спросил он.
— Да, — ответила она, — обещаю.
Он кивнул, повернулся и зашагал в сторону Гранд-Хауса. В мозгу у Стиви по-прежнему тикала мысль. Деньги и увольнение Ларри сошлись воедино.
— Подождите, — окликнула она его, — я хочу попросить вас об одной услуге. Вы не могли бы меня подвезти?
По правде говоря, смешно, что ответом оказалась загадка.
Альберт Эллингэм сидел в своем кабинете, прислушиваясь к тиканью зеленых мраморных часов, стоявших на каминной полке. Когда-то они принадлежали Марии-Терезе-Луизе, принцессе де Ламбаль, которая, по некоторым утверждениям, получила их в подарок от дражайшей подруги — королевы Марии-Антуанетты. Часы были просто чудесные, сделанные из темно-зеленого шведского мрамора с золотистыми прожилками. Если и той, что их подарила, и той, что ими потом владела, Французская революция отрубила головы, сами часы не только выжили, но и продолжали прекрасно отмерять время. Он купил их в Швейцарии, примерно в то время, когда родилась Элис. Торговец антиквариатом поведал Альберту Эллингэму историю часов, рассказал, как некоторые личные вещи принцессы вывезли из ее дома до того, как в него ворвались простолюдины, и как набитые произведениями искусства экипажи пересекали швейцарскую границу в то время, когда умирала французская знать. Рассказал несколько сказок о крови и головах, насаженных на пики, равно как и об удивительном мастерстве часовщика.
Альберт Эллингэм выложил за них целое состояние. Ему было приятно на них смотреть — такие надежные, обладающие столь богатой историей, отливающие зеленью сосны.
Стена с застекленными до пола дверьми, ведущими во внутренний дворик и дальше в сад, была плотно зашторена. Альберт не раздвигал штор с того самого момента, как приказал осушить озеро. Вид этой дыры в земле, так напоминавшей собой могилу, был ему невыносим. Однако сегодня он все же откинул их в стороны, и представшая взору картина щедро вознаградила его за смелость. Вермонтское небо сияло особенно чистой синевой, окрестные деревья окрасились в золотистые и красные тона. Прекрасным осенним дням вскоре придет конец, и в горы заявится снег. Таких, как сегодня, осталось совсем немного.
Именно сегодня все и должно произойти.
Надо многое сделать. На столе его ждало несколько дел, и каждое требовало уделить ему внимание: кипа юридических документов, бланк телеграммы «Вестерн Юнион», томик избранных рассказов о Шерлоке Холмсе и катушка проволоки.
Сначала документы. Один из них, напечатанный совсем недавно на специальной актовой бумаге, он взял в руки, прочел и нашел касавшийся его пункт:
В дополнение к другому завещанному имуществу десять миллионов долларов передается в доверительное управление трасту в интересах моей дочери, Элис Мадлен Эллингэм.
Если же моей дочери больше нет в живых, эту сумму получит тот, кто обнаружит ее бренные останки — будь то один человек, группа лиц или организация, — если, разумеется, не будет причастен к ее исчезновению. Если к девятнадцатому дню рождения Элис так и не будет найдена, эти средства отойдут Эллингэмской академии, чтобы совет директоров пользовался ими по своему усмотрению.
С этим пунктом закончили накануне, и Роберт Макензи отнюдь ему не обрадовался. Он принес документ от юриста, сел напротив Альберта и посмотрел на него в упор.
— В чем дело, Макензи? — наконец был вынужден сказать тот. — Выкладывай, что тебя беспокоит.
— Мне это не нравится. И вам хорошо известно, почему.
— Да, известно.
— Сюда как саранча со всего мира слетятся аферисты любых типов и мастей, — продолжал Макензи, — и ждать себя точно не заставят.
— Один из этих аферистов может знать, где моя дочь, — возразил ему Альберт Эллингэм.
— А вот это вряд ли. Да и, потом, откуда вы узнаете, какой именно?
— Дело в том, что мне известно об Элис нечто такое, чего больше не знает никто, — ответил Эллингэм, — так что выяснить правду я смогу.
Макензи откинулся в кресле и вздохнул.
— Ты думаешь, я старый идиот, — сказал Альберт Эллингэм.
— Во-первых, не старый, а во-вторых, не идиот. Вы отец, попавший в беду, и чрезвычайно богатый человек. Очень многим захочется вами попользоваться.
— Я справлялся и не с такими проблемами, Роберт.
— Знаю…
— Ты стараешься меня защитить потому, что всегда отстаивал мои интересы и хотел как лучше. Но это мои деньги, и распоряжаться ими я буду, как считаю нужным. А нужно как раз поступить так. Ты должен будешь написать официальное заявление, я на той неделе опубликую его в газете, а потом несколько раз повторю.