Исчезающая теория. Книга о ключевых фигурах континентальной философии

Если обратиться к разбираемым Деррида текстам, то подобного рода обозначений у того же Руссо находится великое множество. Например, в «Исповеди» автор то и дело заявляет, что обнаруженное им в себе любовное томление в присутствии «маменьки» (г-жи де Варанс) является «чудесным и давно ожидаемым проявлением естественного влечения», при том, что всегда остается вопрос, так ли обстояло дело, учитывая совершаемое героем Руссо дополнительное привнесение в эту область питаемых им замыслов о том, как именно ему необходимо организовать общение с новой женщиной, чтобы оно преподнесло ему не просто удовлетворение любовной страсти, но совершило огранку его способности творчески использовать ситуацию общения с влиятельными лицами из светского круга.

Напротив, обсессивный, «невротический» способ обхождения с означающим оказывается в своем роде изнанкой первертного и в полной мере выражает неспособность неразличенным означающим в акте высказывания воспользоваться – субъект имеет намерение высказаться, но буквально не может его озвучить, прибегая к синонимам, экивокам или многозначительным умолчаниям. Лукавство этого положения, очевидно, заключается в том, что «невротик» все равно так или иначе к нему прибегает на уровне первичной формулировки, но при этом неспособен нести за его непристойную прямоту ответственность и ввиду этого не смеет его предъявить. Если первертное употребление характерно для субъекта, внезапно обнаружившего себя облеченным обязанностью «принимать решения» и «влиять на ситуацию», то одним из примеров обсессивного употребления является канцелярит – бюрократический или академический способ высказывания.

Что объединяет оба эти основных способа, до какой бы степени они ни были различны, так это создаваемая в каждом из них надежда на возможность повторения. Прибегающий к первертному употреблению означающего или требующий его предъявления от другого вполне допускает, что его размах не вполне адекватен сценарию спровоцировавшей его ситуации; тем не менее он идет или предлагает идти другому на соответствующую жертву под прикрытием чрезвычайности положения. Тем самым он дает понять, что впоследствии, вероятно, возможна и более развернутая и мягкая характеристика, и не имеет значения, что в чрезвычайном положении, которое продолжает поддерживаться уже предпринятым первертным использованием – поскольку без последствий оно никогда не остается, – время для уточнений никогда не наступает.

Невротический способ также инициирует повторение, но, в отличие от способа первертного, он всегда остается на грани бессильной угрозы возможного употребления неразличенного термина, поскольку более всего оказавшийся в обсессивной речевой ситуации желал бы, чтобы соответствующее ему означающее задействовал кто-то другой, но озвучил его так, чтобы последствия употребления не обернулись обращенным к инициатору речи требованием. Когда обсессивный субъект не смеет, например, прямо заявить другому, что он испытывает к нему влечение любовного плана, он не просто ждет, что другой закончит за него начатую фразу, но надеется, что собеседник даст гарантии, что у этого озвучивания не будет последствий на уровне символического закона. «Я тоже тебя люблю, но это тебя ни к чему не обязывает», – вот что хочет получить прибегающий к обсессивной речи.

Оба типажа, таким образом, подтверждают кьеркегоровскую истину относительно того, что «повторения не бывает», но уточняют ее, показывая, что не бывает его лишь после того, как о возможности повторения было объявлено. Строго говоря, повторяется только одно – капитуляция метафизики перед «желанием-сказать».

Поэтому намерение, о котором Деррида в беседе с Ронсом заявляет, состоит в том, чтобы избежать как первого, так и второго типа задействования означающего в акте высказывания, и сделать это ему предположительно должна позволить формула различания. Строго говоря, оба нозологических типа решения уже вписаны в эту формулу – очевидно, что перверсивному способу соответствует второй неразличенный член, заключенный в скобки («природа»), тогда как невротическое колебание, вносящее бесконечную правку, соответствует противопоставляемому ему первому члену («культуре»). При этом, собственно, то, что вводит различание как таковое, соответствует третьему члену, находящемуся за скобками, – это то, что, задействовав означающее, совпадающее с одним из фигурирующих в паре, проводит его, выражаясь лакановским образом, «через фантазм», заданный первичным противопоставлением. Именно эту новую позицию в различании и надлежит искать, и если в дерридианском учении есть место какой-либо «этике», то заключается она в необходимости сосредоточить на этом поиске усилия.