Исчезающая в бездне

Обязанность смотрителя состояла в том, чтобы пациент оставался в безопасности на Палиндромене. Я не знал, какое наказание грозит Рэю, но не сомневался, что оно будет ужасным. Такова цена работы здесь, где все было направлено на то, чтобы программа оживления проходила без сучка и без задоринки. За счет этого Палиндромена удерживала свое господство над одним из нескольких островов. Хранители Эквинокса постоянно искали повод, чтобы поставить под сомнение власть Нессандры. Если бы одновременно несколько рифов заявили о своем недовольстве выбранными ею методами и мотивами, они могли сместить ее на общем собрании.

Я сразу должен был понять, что задумала Темпеста. Хоть иногда она и производила впечатление подавленной и страдающей, чаще всего она выглядела сосредоточенной и полной решимости.

Теперь я понял почему.

Она с самого начала хотела освободить сестру.

Я взглянул на свое запястье.

Пятнадцать часов пятнадцать минут.

У меня было три варианта:

1. Немедленно поднять тревогу, тем самым выдав себя, Рэйлана и весь наш план.

2. Дождаться завершения двадцати четырех часов и положиться на волю судьбы.

Или же…

Получается, что вариантов всего два, и оба против меня. Даже если я ничего не скажу, резервуар с именем Элизии останется пустым, и Рэя могут выгнать с работы. В лучшем случае.

И все из-за меня – потому что я не смог удержать двух девушек в комнате в течение двадцати четырех часов.

Хотя… я могу попробовать найти Темпесту и вернуть Элизию обратно, чтобы никто не узнал, что произошло. Тогда Рэй не потеряет работу.

Осталось примерно двадцать часов. А затем я смогу вернуться под молчаливые своды Аквариума.

Мне нужно выбраться из комнаты и разыскать этих девушек.

Я попробовал надавить на дверь, но она не поддавалась. Несмотря на то, что Темпеста сломала запирающий механизм изнутри, должен быть способ открыть двери снаружи, не оповещая охрану.

Я начал искать в планшете информацию, как можно открыть двери, и нашел только один способ – в случае пожара. Я помедлил и еще раз перечитал весь абзац целиком:

В случае чрезвычайного происшествия, к примеру пожара, все двери станции автоматически откроются, и сотрудники должны будут проследовать во внутренний двор. При этом пациенты останутся запертыми в палатах, чтобы они не узнали о своей судьбе. После того, как ситуация нормализуется, сотрудники обязаны вернуться на свои места.

Я начал изучать потолок. В комнате ожидания посередине располагался датчик задымления, но, к сожалению, у меня не было ничего, что можно было бы поджечь.

Единственное, что могло загореться – это дерево в фойе или бумага.

Ну конечно! Моя книга!

Я вынул ее из кармана и вырвал страницу. Затем я оглядел комнату в поисках того, чем можно ее поджечь. Однако ни в палате, ни в комнате ожидания ничего такого не было.

Тогда я вспомнил про датчик на двери. Он заискрил, когда Темпеста по нему ударила.

Я осмотрел сгоревшую панель. Несколько обугленных проводов заходили друг на друга. Я поднял поднос, выпавший из рук Темпесты, и набрал побольше воздуха.

Ну что же. Это мой единственный шанс.

Я замахнулся посильнее и стукнул по панели, надеясь, что часть микросхемы осталась нетронутой.

Мои усилия были вознаграждены небольшой искрой. Я поднес бумагу к проводу и несмотря на то, что искра уже потухла, за счет тепла бумага загорелась. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не издать радостный вопль. Несколько секунд спустя от нее пошел дым.

Я вскочил на один из стульев и поднес ее к датчику.

Поначалу ничего не происходило, но затем я услышал благословенный звук сигнализации.

Я бросился к двери и дернул за ручку. Однако дверь не открылась.

Тысяча чертей. Возможно, внешний замок тоже был поврежден.

Звук сирены отражался от стен и звучал в моей голове. Он был таким громким, что я чуть было не пропустил щелчок открывшейся двери. Но я все же его услышал.

Я снова толкнул дверь, и она распахнулась. Выскочил в коридор и смешался с толпой сотрудников, направляющихся в сторону выхода.

Я побежал вниз в подвал и сорвал с себя маску и бандану. У меня больше не осталось иллюзий. Пустые лица в резервуарах смотрели на меня, пока я шел к своей постели. Я тут же представил, что они бы наверняка попросили, чтобы я их тоже выпустил, если бы ожили.

Однако, с какой бы ненавистью я ни относился к тому, что здесь происходит, я не собирался устраивать безумный крестовый поход, чтобы подарить каждому мертвецу последние двадцать четыре часа под солнцем. Для этого я был слишком эгоистичным. Так было всегда. Моя мама как-то сказала, что я думаю только о себе. И меня заботит только то, что касается меня самого.